Нет денег - нет революции
редкий случай аушки...
Ну что поделать я периодически люблю поготовить что-нить поркуа бы, спрашивается, и да... текст по мотивам адской кухни и интернетмемов.
ресторация "Бивуак"
Название: Ресторация "Бивуак"
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2017
Бета: fandom Victorian 2017
Размер: мини 2454 слова
Пейринг/Персонажи: полковник Гордон
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Полковник Гордон нашел свое место в гражданской жизни.
Примечание/Предупреждения: AU на шоу "Адская кухня"
Для голосования: #. fandom Victorian 2017 - "Ресторация "Бивуак""
Полковник Гордон некогда был гордостью британской армии, кавалером трех крестов королевы Виктории и обладателем еще множества наград. До ухода со службы он успел повоевать на всех континентах, под его командой находилось множество людей, он никогда не знал поражений, однако из-за вспыльчивого характера его называли «четырежды генерал»: четыре раза храброго полковника представляли к повышению в звании, и все четыре раза он успевал по тем или иным причинам получить разжалование, хотя представление было подписано.
Дольше, чем на одни сутки, он не оставался генералом. В пятый раз генеральный штаб решил не издеваться над бравым полковником и предоставил ему почетную отставку с выплатой пенсии и большим выходным пособием. Но на гражданской службе бурный и жадный до деятельности нрав полковника не изменился, и он неоднократно пытался найти себя в различных сферах деятельности.
Увы, гражданская жизнь ему, за годы службы привыкшему, что если все идет хорошо, то, значит, командир о чем-то не знает, не приносила никакого удовольствия, хотя и увеличивала доход. Он нашел себе новое поприще, на котором вскорости развил настолько бурную и успешную деятельность, что слухи о нем дошли даже до самой королевы.
После нескольких лет мытарств он открыл для себя ресторанный бизнес, и теперь его ресторан «Бивуак» был самым фешенебельным бивуаком во всем мире. Здание в центре Лондона полковник приобрел по сходной цене: владелец был рад отказаться от убыточного строения, из которого он тщетно пытался сделать театр или что-то, что могло бы приносить хоть какие-то деньги.
Итак, дом, который грозил обвалиться на головы находившихся в нем людей, попал в руки деятельного Гордона; он прошелся по нему, с удовольствием наблюдая, как осыпается штукатурка от звука строевого шага, и в течение буквально полугода привел здание в идеальное состояние, фактически перестроив. Теперь на фасаде красовались барельефы, а в соседнем здании, которое ему тоже уступили по дешевке, находилась большая кухня. Благо хозяева решили, что такое буйное соседство помешает тихим жильцам благопристойного дома терпимости. Не то чтобы ресторан мешал дому терпимости, в большинстве случаев они прекрасно соседствовали, но ресторан Гордона мог посоперничать уровнем шума со средних размеров баталией, тысяч так на десять — двенадцать человек пехоты и кавалерии.
Ресторация снискала огромную славу по всей столице и за ее пределами. Обедать в «Бивуаке» могли только очень обеспеченные граждане империи. Главный зал ресторана отличался высоким потолком и живым оркестром. Газовые фонари и хрустальные люстры, столы из мореного дуба, кружевные салфетки и скатерти — все буквально кричало о роскоши и богатстве. Все приборы в ресторации были серебряными, однако на второй этаж поставлялся посеребренный мельхиор; если же говорить о балконе или, как его называл полковник, лаже (на самом деле ложе, конечно, но полковник называл ее именно так), там все приборы были из посеребренного золота. Но и заказать столики там могли только те, кто никогда бы не стал воровать приборы и даже салфетки.
Однажды апрельским утром в офис, вход в который был с задней части ресторации, постучался человек в опрятном костюме; он приехал на экипаже, запряженном четверкой гнедых, хорошо откормленных, лоснящихся лошадей, бока их были хорошо вычищены и блестели на апрельском солнце.
Джентльмен протянул визитку охраннику, широкоплечему отставному гренадеру, который легко мог бы заменить собою дверь.
— Мне нужен полковник Гордон, лично, дело государственной важности.
Охранник безразлично посмотрел на визитку, потом щелкнул пальцами, и рядом с ним возник другой охранник.
— К полковнику, лично, без промедления.
— Младший распорядитель королевского двора, — пояснил джентльмен.
Второй охранник козырнул и отчеканил:
— Следуйте за мной, сэр.
Они поднялись по лестнице. За младшим распорядителем неотступно шел один из сотрудников ресторана, тоже, судя по выправке, бывший военный.
Полковник сидел у себя в комнате и изучал какие-то книги, которые громоздились на столе: на корешках можно было прочесть, что это справочники по разным продуктам, травам и медицине, а также географии и кулинарии.
— Сэр, разрешите доложить, к вам мистер Дженкинс, младший распорядитель королевского двора.
— Пусть входит, посмотрим, что понадобилось этому хлыщу.
Полковник встал, отложив книгу в сторону, и вынул изо рта сигару.
— Сэр, нам надо поговорить с глазу на глаз, это возможно?
— Конечно, сэр. Джонс, никого не пускайте к нам до конца разговора.
Охранник отдал честь и закрыл дверь с другой стороны; через полчаса гость ушел, а спустя несколько минут в стену с дверью ударилась запущенная сильной рукой полковника десятифунтовая лампа. Абажур из зеленого стекла, жалобно зазвенев, разлетелся на множество осколков, каркас лампы погнулся, и теперь к употреблению она была непригодна — впрочем, на этот случай в ресторане имелся запас таких ламп.
Полковник спустился к сотрудникам и созвал всех свободных.
— Итак, господа и дамы, криворукие мои стряпухи, у меня для вас веселая новость, от которой вам станет тошно настолько, что вы даже сможете сожрать свою стряпню: к нам едет королева. Через час я жду начальников каждого цеха с докладом, чем мы будем кормить наших высокопоставленных гостей, чтобы они не ужаснулись и не повесились на ваших потрохах прямо в зале. Кабздец будет через неделю.
Через час повара из горячего, холодного, десертного цехов, а также сомелье и распорядитель погреба, стояли перед ним, положив на стол меню предполагаемого обеда с переменами блюд.
О том, что сказал полковник своим работникам, история умалчивает. Известно, однако, что голуби с окрестных крыш перевыполнили план по пометометанию и потом две недели в ужасе облетали ресторацию Гордона, опасаясь за содержимое своих желудков, которые непроизвольно опорожнялись при подлете меньше чем на два квартала к заведению бравого полковника.
По завершении беседы подчиненные вылетели из кабинета Гордона со скоростью выпущенной пули и помчались, теряя фартуки на ходу, худея с каждым шагом, в лавки и на рынки договариваться о том, что должно быть поставлено на кухню через шесть или семь дней, в зависимости от обстоятельств.
В назначенный день, точнее, за несколько часов до назначенного дня, распорядитель бегал по залу, проверяя таблички на столах и наличие приборов.
Полковник в парадном поварском сюртуке прошелся по залу, опираясь на трость, которую носил сугубо для вида и придания значительности.
— Так, я не понял, это называется — стулья стоят? — окликнул он официанта. — Они стоят так ровно, словно с них рисовали береговую линию Франции на карте!
Официант подбежал к стульям, приложил линейку и поправил два стула, чтобы они стояли на одинаковом расстоянии от ножек столов.
— Почему этот бокал настолько чист, что бактерии в нем вот-вот эволюционируют в новую форму жизни?!
Другой официант схватил своими белыми перчатками бокал и побежал на кухню заменять прибор.
Больше полковнику в зале придраться было не к чему, и он дал знак швейцару встречать гостей.
Кухня ресторана во время званого обеда — это целая вселенная, где происходит движение, понятное только ее демиургу, полковнику Гордону, который, словно дух вселенский, мелькает то тут, то там, появляясь со своим красным от гнева лицом в морщинах, в невысоком колпаке и с тростью, у которой ручка сделана в виде бегущего оленя.
На кухне происходило броуновское движение: поварята шмыгали между плит, поднося, унося, забирая готовое и подхватывая у официантов пустые подносы с едой.
Он оглядел поваров, работавших не покладая рук: вокруг все парило, горело, шипело, скворчало, булькало, запахи сплелись в один сплошной непередаваемый аромат сырых мозгов, подтухшей рыбы, пряностей и чего-то еще, к примеру, страха, криков и человеческого пота.
— Ты что, решил, что эта рыба достаточно надрезана? Она настолько не надрезана, что сейчас вставит ритуальные плавники племен Самоа и поплывет на катамаране свататься на соседний остров!
Стук, стук — помощник повара раскалывал телячий череп, чтобы достать оттуда мозги; когда он закончил их вынимать и собрался отправлять голову в чан для варки, полковник подбежал к нему с криком:
— Ты что, вынул у него мозги? У него осталось достаточно мозгов, чтобы баллотироваться в нижнюю палату парламента!
Пристыженный помощник повара засунул руку по локоть в голову теленка и продолжил выскабливать из черепа мозги для холодной закуски.
Когда повар из Гемпшира вытащил глаза из бульона, в котором они варились перед запеканием, и удовлетворено кивнул, полковник заорал на него:
— Ты считаешь, что глаза доварены? Да они сейчас накрасятся и пойдут соблазнять джентльменов из высшего общества.
Повар поспешно отправил глаза довариваться.
— Итак, еще раз: блюдо должно быть понятным, красивым и вкусным, а не стряпней для солдат, с которой может сравниться только подошва верблюда.
Кухня-кухня, сколько мощи в этом звуке, сколько движения и динамики, когда повар достает из печи хрустящую в потеках масла голень теленка, покрывает ее соусом из грибов и перца, разбавленного водой, и отправляет томиться в большое огненное жерло, пока соус не вытопится, а потом готовится добавить оставшийся соус на блюдо, но тут к нему подбегает полковник, крича:
— Твоя голень настолько непропеченная, что сейчас пойдет показывать правильный строевой шаг новобранцам!
И повар смущенно отправляет покрытую хрустящей корочкой голень обратно, для верности потыкав двузубой вилкой на предмет, достаточно ли она еще свежая и выделяется ли из неё сок.
Сколько силы духа и запаха в том, как поваренок выжимает соки из утки, и кто-то ему говорит, что утка настолько не выжата, что сейчас выгонит всех лебедей из пруда в Букингеме.
И всё вокруг служителей огня и пищи скворчит, парится, блестит, звенит! «шкряб-шкряб» — точит ножи подмастерье, а потом нож втыкается рядом с его головой с запиской, что нож настолько тупой, что, отскочив от мяса, оглушил поваренка, не пролив ни капли крови. «Бум бум, бум» — это в три бочки вбивают краны. А вот кто-то распиливает свиную голову пилой, чтобы достать глаза, справа повар достает рыбешку из зеленого супа с лососем, и вездесущий полковник кричит уже на них.
— В этой свиной голове осталось достаточно мозгов, чтобы возглавить армию!
— Твоя рыба настолько не сварилась, что вместе с лососем сейчас сместит Дэви Джонса на Летучем голландце!
И рыбешки продолжают булькать в воде с зеленью, турнепсом и морковкой. Блюдо, конечно, простое, но распорядитель двора потребовал его в обязательном порядке.
Опять что-то зашкворчало на сковородке, где повар усиленно водит лопаточкой из дуба. Он уже собирается скидывать пассерованный лук в кастрюлю, где вовсю кипит говяжий бульон для миндального супа, но опять за его спиной возникает вездесущий полковник:
— Твой лук настолько недожарен, что йомены выстроились в очередь за ним, чтобы стрелять из него при Азенкуре.
И повар продолжает пассировать лук, а полковник, словно призрак кухонной оперы, исчезает в клубах пара дыма, запахов и звуков, его трость слышно повсюду, он успевает проконтролировать каждое движение своих поваров:
— Кто так криво выкладывает медальоны на тарелку? По ним можно рисовать профиль пехотной траншеи!
И поварёнок начинает все заново, а испачканное блюдо уносят к посудомойкам:
— Это что? Помытое от жира блюдо? На нем столько жира, что морские котики заливают с него жир себе под кожу во время холодной зимы!
Снова трость и полковник исчезают в пару и грохоте.
— Цыплята настолько не ощипаны, что подушечники платят два фунта, чтобы помацать с них перо и пух.
Как во время ожесточенной баталии, полковник везде на первых ролях: он знает, что происходит в каждом уголке его царства, где не властна даже королева, потому что тут он главный, он король и император. Когда на кухню проходит мажордом, полковник оказывается перед ним со словами:
— Вы настолько не к месту на кухне, что повара уже взяли алебарды, чтобы встретить вас, как Уоллес рыцарскую кавалерию!
И могучие руки полковника, который все также полускрыт в пару и дыму, разворачивают мажордома, отправляя его обратно в зал, обескураженного и сбитого с толку: с ним никто так не обращался, а тут… Но это полковник Гордон и его кухня, а, нет — четырежды генерал Гордон, или «наш дракон», как про него говорят его подчиненные.
— В твоей курице в горшочках настолько мало специй, что она снарядила корабль за ними в Индию! — И на месте мажордома уже стоит невесть откуда взявшийся поваренок с ящичком специй, и повар ловким движением фокусника, не глядя, вынимает нужную мельницу и добавляет одни специи, потом другие, потом третьи и только после этого отправляет в курицу еще масла и, закинув ее ловким движением в горшочки, ставит в духовку.
— Эта утка настолько плохо выпотрошена, что она собралась на свидание с селезнем!
Гордон появляется из ниоткуда, но все работает, как на артиллерийской батарее во время боя: вот упал обессиленный поваренок, сраженный жаром, его оттаскивают, и на его место заступает свежий, а из утки удаляется последний намек на потроха, и ее начинают вращать над открытым огнем до появления золотистого оттенка.
Проходит двадцать минут, и полковник возглашает:
— У этой утки настолько золотистый оттенок, что даже фальшивомонетчики отказываются его так называть, боясь попасть в тюрьму за клевету.
И он исчезает снова, чтобы проверить зал, а в зале официанты с расторопностью конных адъютантов разносят перемены блюд, и дело идет к десерту.
Пока никто не показывает своего недовольства, все поглощается со скоростью, достойной только лордов — прожорливых и никуда не годных тыловых крыс, всех, за исключением королевы, естественно…
Полковник вновь возникает на кухне — на сей раз около хлебопека.
— Твой рис для хлеба настолько не пропарен, что китайцы пришли взять его для нового сева.
И опять по кухне раздаётся стук, так хорошо различимый поварами и поварятами, они укорачиваются от полковника, который отбивает дробь своей тростью и подковами своих сапог…
— Соус настолько жидкий, что адмиралтейство собирается испытывать в нем новые корабли!
Кухня — это целый мир, и если ты что-то сделал не по законам этого мира, то твои пальцы неминуемо попадут под разделочный молоток. Или под трость демиурга…
— Этот заяц настолько плохо отбит, что собрался давать тебе сдачу!
Когда на кухне командует полковник Гордон, все работает, как часы. Тяжелые ножи летают, словно перья, повара порхают, они все подтянуты и быстры, как гончие на охоте, как ястребы в небе; они не делают ни одного лишнего движения, и полковник Гордон, проходя, слышит, как над его ухом свистит тесак, отрубающий голову очередной утке.
— Эта утка настолько плохо пропеклась, что она думает над местом для нового гнезда!
Даже не глядя, он знает, что утке еще надо печься семьдесят три… нет, остыла — уже девяносто пять секунд до того, чтобы она стала похожа на что-то достойное, а на самом деле — и все сто двадцать пять секунд.
— Твой заяц настолько пережарен, что австралийские аборигены хотят вырезать из него бумеранг!
А вот это плохо, можно чуть-чуть не додержать мясо, но нельзя его передерживать, потому что это может сорвать весь план, но полковник — повелитель кухни и истинный чудодей, тем более, когда речь идет о такой вещи, как честь полка, а точнее, ресторана, вверенного ему самим собой! И запасной заяц уже готов.
Так проходит еще несколько часов.
— Этот грог настолько холодный, что моржи боятся в нем простудиться! Это мороженое настолько горячее, что его стали изучать вулканологи! Это пиво видело Вильгельма Завоевателя и рассказывает о нем непристойные анекдоты! — раздается в разных концах кухни.
— Сливки настолько плохо поднялись, что готовы отправиться на изучение океанского дна!
На улице темнеет, гости не могут запихнуть в себя ни кусочка, музыканты в зале валятся с ног, официанты готовы проклясть все, с них уже сваливаются штаны, а повара работают из последних сил. Но вот королева со свитой покинули ресторан, и полковник наконец устало утирает пот со лба рукавом.
Он зовет всех в зал, двери закрывают с обеих сторон, и полковник приказывает налить всем хорошего вина:
— Вы сегодня работали настолько хорошо, что я бы взял каждого из вас в свой полк.
День закончен, уборщики убирают посуду, вторая смена посудомоек домывает тарелки и кастрюли. Остатки еды бережно заворачивают в бумагу. Их завтра отдадут ветеранам множества войн, которые каждый день приходят к задней двери, чтобы подработать грузчиками. Сейчас же все обессиленно садятся кто куда и стараются не заснуть, пока полковник не допьет вечерний аперитив и не уедет домой, до следующего утра…
Ну что поделать я периодически люблю поготовить что-нить поркуа бы, спрашивается, и да... текст по мотивам адской кухни и интернетмемов.
ресторация "Бивуак"
Название: Ресторация "Бивуак"
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2017
Бета: fandom Victorian 2017
Размер: мини 2454 слова
Пейринг/Персонажи: полковник Гордон
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Полковник Гордон нашел свое место в гражданской жизни.
Примечание/Предупреждения: AU на шоу "Адская кухня"
Для голосования: #. fandom Victorian 2017 - "Ресторация "Бивуак""
Полковник Гордон некогда был гордостью британской армии, кавалером трех крестов королевы Виктории и обладателем еще множества наград. До ухода со службы он успел повоевать на всех континентах, под его командой находилось множество людей, он никогда не знал поражений, однако из-за вспыльчивого характера его называли «четырежды генерал»: четыре раза храброго полковника представляли к повышению в звании, и все четыре раза он успевал по тем или иным причинам получить разжалование, хотя представление было подписано.
Дольше, чем на одни сутки, он не оставался генералом. В пятый раз генеральный штаб решил не издеваться над бравым полковником и предоставил ему почетную отставку с выплатой пенсии и большим выходным пособием. Но на гражданской службе бурный и жадный до деятельности нрав полковника не изменился, и он неоднократно пытался найти себя в различных сферах деятельности.
Увы, гражданская жизнь ему, за годы службы привыкшему, что если все идет хорошо, то, значит, командир о чем-то не знает, не приносила никакого удовольствия, хотя и увеличивала доход. Он нашел себе новое поприще, на котором вскорости развил настолько бурную и успешную деятельность, что слухи о нем дошли даже до самой королевы.
После нескольких лет мытарств он открыл для себя ресторанный бизнес, и теперь его ресторан «Бивуак» был самым фешенебельным бивуаком во всем мире. Здание в центре Лондона полковник приобрел по сходной цене: владелец был рад отказаться от убыточного строения, из которого он тщетно пытался сделать театр или что-то, что могло бы приносить хоть какие-то деньги.
Итак, дом, который грозил обвалиться на головы находившихся в нем людей, попал в руки деятельного Гордона; он прошелся по нему, с удовольствием наблюдая, как осыпается штукатурка от звука строевого шага, и в течение буквально полугода привел здание в идеальное состояние, фактически перестроив. Теперь на фасаде красовались барельефы, а в соседнем здании, которое ему тоже уступили по дешевке, находилась большая кухня. Благо хозяева решили, что такое буйное соседство помешает тихим жильцам благопристойного дома терпимости. Не то чтобы ресторан мешал дому терпимости, в большинстве случаев они прекрасно соседствовали, но ресторан Гордона мог посоперничать уровнем шума со средних размеров баталией, тысяч так на десять — двенадцать человек пехоты и кавалерии.
Ресторация снискала огромную славу по всей столице и за ее пределами. Обедать в «Бивуаке» могли только очень обеспеченные граждане империи. Главный зал ресторана отличался высоким потолком и живым оркестром. Газовые фонари и хрустальные люстры, столы из мореного дуба, кружевные салфетки и скатерти — все буквально кричало о роскоши и богатстве. Все приборы в ресторации были серебряными, однако на второй этаж поставлялся посеребренный мельхиор; если же говорить о балконе или, как его называл полковник, лаже (на самом деле ложе, конечно, но полковник называл ее именно так), там все приборы были из посеребренного золота. Но и заказать столики там могли только те, кто никогда бы не стал воровать приборы и даже салфетки.
Однажды апрельским утром в офис, вход в который был с задней части ресторации, постучался человек в опрятном костюме; он приехал на экипаже, запряженном четверкой гнедых, хорошо откормленных, лоснящихся лошадей, бока их были хорошо вычищены и блестели на апрельском солнце.
Джентльмен протянул визитку охраннику, широкоплечему отставному гренадеру, который легко мог бы заменить собою дверь.
— Мне нужен полковник Гордон, лично, дело государственной важности.
Охранник безразлично посмотрел на визитку, потом щелкнул пальцами, и рядом с ним возник другой охранник.
— К полковнику, лично, без промедления.
— Младший распорядитель королевского двора, — пояснил джентльмен.
Второй охранник козырнул и отчеканил:
— Следуйте за мной, сэр.
Они поднялись по лестнице. За младшим распорядителем неотступно шел один из сотрудников ресторана, тоже, судя по выправке, бывший военный.
Полковник сидел у себя в комнате и изучал какие-то книги, которые громоздились на столе: на корешках можно было прочесть, что это справочники по разным продуктам, травам и медицине, а также географии и кулинарии.
— Сэр, разрешите доложить, к вам мистер Дженкинс, младший распорядитель королевского двора.
— Пусть входит, посмотрим, что понадобилось этому хлыщу.
Полковник встал, отложив книгу в сторону, и вынул изо рта сигару.
— Сэр, нам надо поговорить с глазу на глаз, это возможно?
— Конечно, сэр. Джонс, никого не пускайте к нам до конца разговора.
Охранник отдал честь и закрыл дверь с другой стороны; через полчаса гость ушел, а спустя несколько минут в стену с дверью ударилась запущенная сильной рукой полковника десятифунтовая лампа. Абажур из зеленого стекла, жалобно зазвенев, разлетелся на множество осколков, каркас лампы погнулся, и теперь к употреблению она была непригодна — впрочем, на этот случай в ресторане имелся запас таких ламп.
Полковник спустился к сотрудникам и созвал всех свободных.
— Итак, господа и дамы, криворукие мои стряпухи, у меня для вас веселая новость, от которой вам станет тошно настолько, что вы даже сможете сожрать свою стряпню: к нам едет королева. Через час я жду начальников каждого цеха с докладом, чем мы будем кормить наших высокопоставленных гостей, чтобы они не ужаснулись и не повесились на ваших потрохах прямо в зале. Кабздец будет через неделю.
Через час повара из горячего, холодного, десертного цехов, а также сомелье и распорядитель погреба, стояли перед ним, положив на стол меню предполагаемого обеда с переменами блюд.
О том, что сказал полковник своим работникам, история умалчивает. Известно, однако, что голуби с окрестных крыш перевыполнили план по пометометанию и потом две недели в ужасе облетали ресторацию Гордона, опасаясь за содержимое своих желудков, которые непроизвольно опорожнялись при подлете меньше чем на два квартала к заведению бравого полковника.
По завершении беседы подчиненные вылетели из кабинета Гордона со скоростью выпущенной пули и помчались, теряя фартуки на ходу, худея с каждым шагом, в лавки и на рынки договариваться о том, что должно быть поставлено на кухню через шесть или семь дней, в зависимости от обстоятельств.
В назначенный день, точнее, за несколько часов до назначенного дня, распорядитель бегал по залу, проверяя таблички на столах и наличие приборов.
Полковник в парадном поварском сюртуке прошелся по залу, опираясь на трость, которую носил сугубо для вида и придания значительности.
— Так, я не понял, это называется — стулья стоят? — окликнул он официанта. — Они стоят так ровно, словно с них рисовали береговую линию Франции на карте!
Официант подбежал к стульям, приложил линейку и поправил два стула, чтобы они стояли на одинаковом расстоянии от ножек столов.
— Почему этот бокал настолько чист, что бактерии в нем вот-вот эволюционируют в новую форму жизни?!
Другой официант схватил своими белыми перчатками бокал и побежал на кухню заменять прибор.
Больше полковнику в зале придраться было не к чему, и он дал знак швейцару встречать гостей.
Кухня ресторана во время званого обеда — это целая вселенная, где происходит движение, понятное только ее демиургу, полковнику Гордону, который, словно дух вселенский, мелькает то тут, то там, появляясь со своим красным от гнева лицом в морщинах, в невысоком колпаке и с тростью, у которой ручка сделана в виде бегущего оленя.
На кухне происходило броуновское движение: поварята шмыгали между плит, поднося, унося, забирая готовое и подхватывая у официантов пустые подносы с едой.
Он оглядел поваров, работавших не покладая рук: вокруг все парило, горело, шипело, скворчало, булькало, запахи сплелись в один сплошной непередаваемый аромат сырых мозгов, подтухшей рыбы, пряностей и чего-то еще, к примеру, страха, криков и человеческого пота.
— Ты что, решил, что эта рыба достаточно надрезана? Она настолько не надрезана, что сейчас вставит ритуальные плавники племен Самоа и поплывет на катамаране свататься на соседний остров!
Стук, стук — помощник повара раскалывал телячий череп, чтобы достать оттуда мозги; когда он закончил их вынимать и собрался отправлять голову в чан для варки, полковник подбежал к нему с криком:
— Ты что, вынул у него мозги? У него осталось достаточно мозгов, чтобы баллотироваться в нижнюю палату парламента!
Пристыженный помощник повара засунул руку по локоть в голову теленка и продолжил выскабливать из черепа мозги для холодной закуски.
Когда повар из Гемпшира вытащил глаза из бульона, в котором они варились перед запеканием, и удовлетворено кивнул, полковник заорал на него:
— Ты считаешь, что глаза доварены? Да они сейчас накрасятся и пойдут соблазнять джентльменов из высшего общества.
Повар поспешно отправил глаза довариваться.
— Итак, еще раз: блюдо должно быть понятным, красивым и вкусным, а не стряпней для солдат, с которой может сравниться только подошва верблюда.
Кухня-кухня, сколько мощи в этом звуке, сколько движения и динамики, когда повар достает из печи хрустящую в потеках масла голень теленка, покрывает ее соусом из грибов и перца, разбавленного водой, и отправляет томиться в большое огненное жерло, пока соус не вытопится, а потом готовится добавить оставшийся соус на блюдо, но тут к нему подбегает полковник, крича:
— Твоя голень настолько непропеченная, что сейчас пойдет показывать правильный строевой шаг новобранцам!
И повар смущенно отправляет покрытую хрустящей корочкой голень обратно, для верности потыкав двузубой вилкой на предмет, достаточно ли она еще свежая и выделяется ли из неё сок.
Сколько силы духа и запаха в том, как поваренок выжимает соки из утки, и кто-то ему говорит, что утка настолько не выжата, что сейчас выгонит всех лебедей из пруда в Букингеме.
И всё вокруг служителей огня и пищи скворчит, парится, блестит, звенит! «шкряб-шкряб» — точит ножи подмастерье, а потом нож втыкается рядом с его головой с запиской, что нож настолько тупой, что, отскочив от мяса, оглушил поваренка, не пролив ни капли крови. «Бум бум, бум» — это в три бочки вбивают краны. А вот кто-то распиливает свиную голову пилой, чтобы достать глаза, справа повар достает рыбешку из зеленого супа с лососем, и вездесущий полковник кричит уже на них.
— В этой свиной голове осталось достаточно мозгов, чтобы возглавить армию!
— Твоя рыба настолько не сварилась, что вместе с лососем сейчас сместит Дэви Джонса на Летучем голландце!
И рыбешки продолжают булькать в воде с зеленью, турнепсом и морковкой. Блюдо, конечно, простое, но распорядитель двора потребовал его в обязательном порядке.
Опять что-то зашкворчало на сковородке, где повар усиленно водит лопаточкой из дуба. Он уже собирается скидывать пассерованный лук в кастрюлю, где вовсю кипит говяжий бульон для миндального супа, но опять за его спиной возникает вездесущий полковник:
— Твой лук настолько недожарен, что йомены выстроились в очередь за ним, чтобы стрелять из него при Азенкуре.
И повар продолжает пассировать лук, а полковник, словно призрак кухонной оперы, исчезает в клубах пара дыма, запахов и звуков, его трость слышно повсюду, он успевает проконтролировать каждое движение своих поваров:
— Кто так криво выкладывает медальоны на тарелку? По ним можно рисовать профиль пехотной траншеи!
И поварёнок начинает все заново, а испачканное блюдо уносят к посудомойкам:
— Это что? Помытое от жира блюдо? На нем столько жира, что морские котики заливают с него жир себе под кожу во время холодной зимы!
Снова трость и полковник исчезают в пару и грохоте.
— Цыплята настолько не ощипаны, что подушечники платят два фунта, чтобы помацать с них перо и пух.
Как во время ожесточенной баталии, полковник везде на первых ролях: он знает, что происходит в каждом уголке его царства, где не властна даже королева, потому что тут он главный, он король и император. Когда на кухню проходит мажордом, полковник оказывается перед ним со словами:
— Вы настолько не к месту на кухне, что повара уже взяли алебарды, чтобы встретить вас, как Уоллес рыцарскую кавалерию!
И могучие руки полковника, который все также полускрыт в пару и дыму, разворачивают мажордома, отправляя его обратно в зал, обескураженного и сбитого с толку: с ним никто так не обращался, а тут… Но это полковник Гордон и его кухня, а, нет — четырежды генерал Гордон, или «наш дракон», как про него говорят его подчиненные.
— В твоей курице в горшочках настолько мало специй, что она снарядила корабль за ними в Индию! — И на месте мажордома уже стоит невесть откуда взявшийся поваренок с ящичком специй, и повар ловким движением фокусника, не глядя, вынимает нужную мельницу и добавляет одни специи, потом другие, потом третьи и только после этого отправляет в курицу еще масла и, закинув ее ловким движением в горшочки, ставит в духовку.
— Эта утка настолько плохо выпотрошена, что она собралась на свидание с селезнем!
Гордон появляется из ниоткуда, но все работает, как на артиллерийской батарее во время боя: вот упал обессиленный поваренок, сраженный жаром, его оттаскивают, и на его место заступает свежий, а из утки удаляется последний намек на потроха, и ее начинают вращать над открытым огнем до появления золотистого оттенка.
Проходит двадцать минут, и полковник возглашает:
— У этой утки настолько золотистый оттенок, что даже фальшивомонетчики отказываются его так называть, боясь попасть в тюрьму за клевету.
И он исчезает снова, чтобы проверить зал, а в зале официанты с расторопностью конных адъютантов разносят перемены блюд, и дело идет к десерту.
Пока никто не показывает своего недовольства, все поглощается со скоростью, достойной только лордов — прожорливых и никуда не годных тыловых крыс, всех, за исключением королевы, естественно…
Полковник вновь возникает на кухне — на сей раз около хлебопека.
— Твой рис для хлеба настолько не пропарен, что китайцы пришли взять его для нового сева.
И опять по кухне раздаётся стук, так хорошо различимый поварами и поварятами, они укорачиваются от полковника, который отбивает дробь своей тростью и подковами своих сапог…
— Соус настолько жидкий, что адмиралтейство собирается испытывать в нем новые корабли!
Кухня — это целый мир, и если ты что-то сделал не по законам этого мира, то твои пальцы неминуемо попадут под разделочный молоток. Или под трость демиурга…
— Этот заяц настолько плохо отбит, что собрался давать тебе сдачу!
Когда на кухне командует полковник Гордон, все работает, как часы. Тяжелые ножи летают, словно перья, повара порхают, они все подтянуты и быстры, как гончие на охоте, как ястребы в небе; они не делают ни одного лишнего движения, и полковник Гордон, проходя, слышит, как над его ухом свистит тесак, отрубающий голову очередной утке.
— Эта утка настолько плохо пропеклась, что она думает над местом для нового гнезда!
Даже не глядя, он знает, что утке еще надо печься семьдесят три… нет, остыла — уже девяносто пять секунд до того, чтобы она стала похожа на что-то достойное, а на самом деле — и все сто двадцать пять секунд.
— Твой заяц настолько пережарен, что австралийские аборигены хотят вырезать из него бумеранг!
А вот это плохо, можно чуть-чуть не додержать мясо, но нельзя его передерживать, потому что это может сорвать весь план, но полковник — повелитель кухни и истинный чудодей, тем более, когда речь идет о такой вещи, как честь полка, а точнее, ресторана, вверенного ему самим собой! И запасной заяц уже готов.
Так проходит еще несколько часов.
— Этот грог настолько холодный, что моржи боятся в нем простудиться! Это мороженое настолько горячее, что его стали изучать вулканологи! Это пиво видело Вильгельма Завоевателя и рассказывает о нем непристойные анекдоты! — раздается в разных концах кухни.
— Сливки настолько плохо поднялись, что готовы отправиться на изучение океанского дна!
На улице темнеет, гости не могут запихнуть в себя ни кусочка, музыканты в зале валятся с ног, официанты готовы проклясть все, с них уже сваливаются штаны, а повара работают из последних сил. Но вот королева со свитой покинули ресторан, и полковник наконец устало утирает пот со лба рукавом.
Он зовет всех в зал, двери закрывают с обеих сторон, и полковник приказывает налить всем хорошего вина:
— Вы сегодня работали настолько хорошо, что я бы взял каждого из вас в свой полк.
День закончен, уборщики убирают посуду, вторая смена посудомоек домывает тарелки и кастрюли. Остатки еды бережно заворачивают в бумагу. Их завтра отдадут ветеранам множества войн, которые каждый день приходят к задней двери, чтобы подработать грузчиками. Сейчас же все обессиленно садятся кто куда и стараются не заснуть, пока полковник не допьет вечерний аперитив и не уедет домой, до следующего утра…
@музыка: paddy and the rats join the riot
@темы: текст, fandom Victorian 2017, PG-13