Нет денег - нет революции
продолжая "педагогику" имени одного моряка
учение
Название: Учение
Цикл: Байки Джимми Роуза
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2018
Бета: fandom Victorian 2018 и анонимный доброжелатель
Размер: миди, 5 381 слово
Персонажи: Джимми Роуз, Фредерик, Иша, ОМП.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: а был ли зомби?
Примечание: автор отказывается называть медицинские препараты, использование которых упоминается в тексте
Для голосования: #. fandom Victorian 2018 - "Учение"
Когда Фредерик соглашался на предложение отца, он даже не подозревал, что ему предстояло. Как выяснилось на практике, трое друзей вовсе не собирались обращаться с ним с тем же почтением, с которым до этого вели себя учителя, от которых, впрочем, прилетало время от времени розгами, но… С начала обучения прошел месяц, и такого понятия, как свободное время, у Фредерика попросту не существовало, зато вдосталь было желания упасть и поспать. Он порою клевал носом за столом, но недолго, потому что после еды было двадцать-тридцать минут, когда можно поспать, а если заканчивал есть раньше других, то мог урвать еще минут пять.
Утро еще только собиралось раскрашивать красным осенний туман. Октябрь выдался богатым на туманы и теплые дни, что было довольно редким явлением. Впрочем, расслабляться он не давал, и хорошая погода сменялась кратковременными штормами, с ветром, который поднимал волны в лагуне, заставляя их биться о скалы с шумом и грохотом. Сейчас Фредерик спал, но спал очень тревожно, ему снилось, что он где-то в горах, там очень жарко и душно, невозможно продохнуть, и, главное, — к нему подбираются, он уже видел пару красных кончиков ушей каких-то зверей — кажется, красные волки, такие попадались как-то в книге. Но Фредерик все так же шел через долину, оглядываясь и чего-то ожидая. Один довольно крупный волк забрался на камень и внимательно смотрел. Он не проявлял агрессии, и можно было разглядеть и острые, не очень длинные клыки в полуоткрытой пасти, и стоящие торчком красные уши, и висящий спокойно хвост, и умные глаза, в которых невозможно было ничего прочитать... Волк склонил голову, грудь Фредерику сдавило окончательно, он запаниковал — и проснулся. Дышать и правда было нечем, кто-то накинул на него второе одеяло. И Фредерик даже знал, кто именно. Иша будил его разными способами: то выливал ведро холодной воды, то накидывал одеяло, то со всей силы бил по подушке открытой ладонью, так, чтобы получился громкий хлопок, то просто сдергивал одеяло, один раз перевернул кровать. И всегда это было неожиданно.
Что самое обидное, жаловаться на это было бессмысленно, Фредерик сам согласился и теперь пожинал плоды своего решения. Впрочем, если задуматься, результат был. Например, даже за такой короткий срок он стал сильнее, перестал ежиться, когда вечерами, уставший и чумазый, возвращался из эллинга, и колючий ветер налетал на него, продувая суконную куртку. Перетащить якорь или довольно тяжелый сундук по эллингу становилось гораздо проще, а на руках появились заметные бицепсы. На животе стали проступать квадратики пресса. Фредерик менялся, он и так не был самым тощим мальчишкой, но теперь становился похож в чем-то на Ишу и Джима, высушиваясь и набирая форму.
В этот раз Иша накинул на него еще одно одеяло. Фредерик попытался сбросить все с себя, но у него ничего не получилось — руки были привязаны, кажется, к кровати. Дышать становилось все труднее, он постарался успокоиться и свести руки, чтобы освободить кисти. Не получилось, Фредерик почти начал паниковать, когда понял, что надо делать. Кисти довольно свободно вращались в петлях, так что он подтянул ноги и перекувырнулся так, чтобы теперь лежать на животе. Теперь, когда тело не мешало рукам, он смог свести их и разорвать ветошь, которой был привязан, а затем и выбраться из-под одеял.
Иша стоял рядом, недвижимый, как скала, и такой же невозмутимый. Он смотрел на трехминутные песочные часы рядом с кроватью. Фредерик потратил половину времени. Иша кивнул, потом указал на одежду и на дверь, после чего вышел, чтобы подождать снаружи.
Фредерик не раз спрашивал отца, почему Иша так измывается над ним, но отец посылал его к Джи, а Джи говорил загадками вроде «цветок лотоса нежен, он пророс через воду». Яснее не становилось, но Фредерик не терял надежды однажды получить более полный ответ. Впрочем, сейчас он не стал терять время, потому что если Иша решит, что Фредерик прохлаждается...
Они выбежали из дома, Фредерик шлепал по холодной земле босыми ногами, Иша, у которого в сумке за спиной была их обувь, несся рядом беззвучно, словно тень скользила над землей. Затем были кувырки, толчки, борьба и подъем камней, подтягивания и растяжки, бег по тонкой жердинке с камнем на плече. Солнце уже давно взошло, когда Иша удостоверился, что с ученика сошло достаточно пота даже на этом весьма прохладном воздухе. После чего они побежали к запруде, где всегда купались. Точнее, купался сикх, а Фредерик только нырял в воду и тут же выскакивал обратно обтираться пушистым махровым полотенцем докрасна и быстро одеваться.
После этого они обычно неспешно возвращались в дом, по пути Иша показывал, как правильно дышать, как успокаивать пульс и задерживать дыхание, а еще он говорил, что надо учиться останавливать мысли. Только воин с головой, в которой нет мысли здесь и сейчас, только тот, кто умеет останавливать сознание, давая телу свободу, может победить в самом страшном бою — бою со своими дурными мыслями и поступками, каждый из который может иметь материальное воплощение в виде врага с мечом или пистолетом. А иногда, как в это утро, просто молчал и шел рядом, о чем-то размышляя.
После завтрака Фредерик обычно попадал во власть мистера Сама и его уроков и до обеда был занят с ним, а вот потом наконец получал возможность пойти в эллинг. В новом, недавно отстроенном, эллинге стояла яхта, потрепанная штормом, её Джим приводил в порядок. В старом же эллинге все с пола убрали, и Фредерик был поражен, когда узнал, что грязные полосы на полу были вовсе не грязью, а линиями разметки, по которым раскраивали паруса. До парусов, впрочем, предстояло еще много работы, сейчас Джимми, и Фредерику нравилось ему помогать. Особенно если Джи, старый и хитрый китаец, не отвлекал своими вопросами или не требовал отвечать про растения и животных и прочие каверзные вещи. Он же про них и рассказывал и учил своему премудрому искусству медицины, благодаря которому его сестренка встала на ноги в течение буквально нескольких дней и теперь вместе с гувернантками и матерью гуляла в саду, когда солнце было достаточно ярким. Джи настаивал на ежедневных прогулках, но уж тут матушка была неумолима, и они сошлись просто на частых прогулках.
Фредерик вошел в эллинг и сразу же уперся в корму, которая загораживала проход. При небольших своих размерах в помещении яхта казалось огромной. Джимми не было видно, зато было слышно — он был наверху, и Фредерик обошел яхту и залез по свисающему с её борта канату. Джимми менял фальшборт и леер по одному из бортов, в прошлом году туда волной кинуло глыбу льда, когда в ноябре отец на яхте возвращался из деловой поездки.
На палубе Джимми разместил верстак, стрингеры он ставил стальные, но сам фальшборт оставался деревянным, как и раньше, а значит, требовалось много столярных работ, которыми он сейчас и занимался. Он неспеша рассматривал доски, которые затащил на палубу после просушки, выбирая подходящие по какому-то только ему одному ведомому критерию. Джимми делал это неторопливо, сперва из сваленных в кучу досок он брал какую-либо одну, взвешивал её, проводил по ней пальцами, затем поднимал и смотрел вдоль двух плоскостей, насколько она прямая, потом нюхал, после чего еще раз осматривал со всех сторон. И только после этого определял в одну из трех стопок. Дальше он выбирал следующую, и ритуал повторялся. Это было сродни странному завораживающему танцу под неслышную посторонним мелодию.
Фредерик старался не подавать вида, что он уже тут, но Джимми после очередной доски, не глядя на мальчика и не отвлекаясь, протянул:
— Юнга, ты претендуешь на роль носовой фигуры, с такой-то неподвижностью, или просто старательно отлыниваешь от работы? Я как раз тебя заждался. Досок отобрано вдосталь, так что можешь оставшиеся перетащить вниз и подниматься помогать мне.
Фредерик вздохнул и пошел к оставшейся куче досок, от которых исходил кисловатый запах. Это был дуб, он уже узнал, что все деревья пахнут по-разному, Джимми рассказывал ему, как отличить одно от другого, и как по запаху можно понять, насколько хороша та или иная партия досок. Он начал перетаскивать доски, спускаясь по сходням вниз и складируя их рядом с другими. Через некоторое время он увидел, что средняя кучка отобранного материала растворилась в двух других, одну из которых Фредерик, повинуясь команде, стащил вниз к большинству, а вот с оставшимися Джимми начал творить чудодейство.
Работа моряка всегда вызывала ощущение, что тот колдует — ничего лишнего, все движения плавные, словно у рыбы в воде. Он брал доску, закреплял её на верстаке, затем брал рубанок, выставлял длину лезвия и ровными неспешными движениями выравнивал доску начерно. Затем брал другой и выравнивал уже набело, снимая прозрачную стружку, которая взлетала в воздух от малейшего дуновения ветерка. После этого очередь доходила до шила, которым Джимми размечал точки на доске. Затем он вырезал пазы и шип, откладывал готовую доску и брался за следующую, и так много раз, пока Фредерик таскал ненужный материал вниз. К моменту, когда мальчик закончил, Джимми уже курил и убирал с палубы стружку в большой полотняный мешок, ничуточки не боясь пожара. Фредерик как-то спрашивал его про это, на что получил ответ, что у мастера ничего не случается само по себе, случается у тех, кто думает, что он мастер.
— Джимми, вот скажи мне, почему Иша каждое утро измывается надо мной? Я понимаю, почему ты гоняешь меня и заставляешь делать черновую работу, у тебя не хватает рук. Джи постоянно загадывает загадки, потому что у китайцев такая культура, они всегда так делают и не рассказывают, почему. Я только не понимаю, как они смогли построить те города, про которые я читал в книжках. Но почему Иша издевается так, когда можно просто разбудить? Я еще могу понять упражнения, которые развивают силу, но растяжки, упражнения по задержке дыхания и прочее, я не понимаю этого...
— Юнга-юнга, я сейчас стану немного Джи и спрошу у тебя ответ на простую загадку. Как ты думаешь, если попросить Джи поучить тебя драться, с чего он начнет?
Джимми усмехнулся в усы и выпустил облачко дыма, после чего выбросил за борт мешок со стружкой.
— А разве Джи умеет драться? — изумился Фредерик.
— Ты поверишь, если я скажу, что умеет? И довольно хорошо, несмотря на возраст.
Фредерик почесал плечо.
— После того, как он поставил на ноги сестру, я поверю, что он вообще бессмертный. Это сколько надо времени, чтобы запомнить все эти названия трав, рецепты притираний и остального, все его загадки, минералы, притчи... Так что почему бы ему и не уметь драться?
— Правильно сделаешь. И как ты думаешь, с чего он начал бы тебя учить?
— Не знаю... Наверное, показал бы удары всякие, там, стойки. Я видел, так учат боксу.
— Вот потому, что в боксе учат сперва этому, ни один боксер не может противостоять даже весьма среднему бойцу из Китая. Там все иначе, и сперва Джи заставил бы тебя делать делать много хитрых упражнений, на первый взгляд, никак не относящихся к бою. А вот потом ты бы понял, к чему это все. Так же и Иша, он старый воин из тех мест, где смерть бывает тихой и тебя могут убить не оружием, потому как есть те, кому нельзя проливать кровь. Иша знает, что, например, человека можно во сне напугать до смерти, а значит, надо уметь спать так, чтобы слышать чужое приближение. Он ходит тихо, как ты должен был уже заметить. Научишься чуять во сне его — к тебе будет не подобраться незаметно. Кстати, не подашь мне вон тот кусок стрингера и вон этот кусок трубы для шпигата?
Фредерик, изогнувшись, дотянулся до трубы, лежавшей за верстаком. Еще месяц назад ему пришлось бы лезть под него, а сейчас даже не пришлось вставать с места. Стрингер тоже был в пределах досягаемости, Джимми вообще любил располагать инструмент и материалы так, чтобы их было удобно доставать.
Отмерив нужную длину трубы, Джимми отпилил немного и затем положил стрингер на его новое место. Это был хороший стальной уголок, крепкий и блестящий, свежепокрашенный в цвет, который походил хоть как-то на дуб и не выделялся сильно во фоне основной палубы.
— Попридержи-ка его вон там, по отметке.
Фредерик наклонился, затем встал на четвереньки и навалился на стрингер, удерживая его на своем месте. Джимми немного сдвинул свою сторону, но крепкие пальцы мальчишки держали его часть ровно, хотя Джимми надавил достаточно сильно. Он одобрительно кивнул.
— А можешь рассказать мне историю?
— Какую?
— А вон ту, которая у тебя чуть ниже колена нарисована.
На голени у Джимми была обычная с виду роза с прожилками и капельками росы, только все лепестки её были расположены так, что сходились к центру концентрическими кругами, сворачиваясь в красивой спирали и исчезая в полутенях от внешних, более крупных лепестков. Больше всего эта роза походила на водоворот.
— Ну что ж, можно и эту.
Джимми задумчиво затянулся, закрепил свою сторону стрингера и катнул отвертку Фредерику, чтобы тот привинтил по отметкам свою часть.
— Дело было вот как. Я тебе как-то рассказывал про нашу попрыгушку Розалинду, тогда мы ходили как раз на ней.Так вот, мы как раз в очередной раз были на Карибах, шли на Кубу, а оттуда собирались на Виргинские острова. Куба летом, я тебе скажу, это нечто. Подай вон ту доску.
Фредерик притащил длинную доску и взялся придерживать её за один конец, пока Джимми прилаживал ее на место.
— Так вот, Куба летом — с одной стороны, это... впрочем, рано тебе про эту сторону. С другой — это рабы и плантации, а еще жара, москиты и много чего веселого. Например, местные колдуны. Да-да, там верят в колдунов, как и везде на Карибах. Там даже магия своя есть, вуду называется. Говорят, что колдуны могут сделать так, что умерший человек встает и идет. Сказки, конечно, хотя видел я там людей, которые выглядели ну чисто ходячими мертвецами, бледные, хоть и негры. А бледный кубинский негр, он такого черно-зеленого цвета становится. Глаза впалые, руки тощие, да что там руки — сам тощий, как смерть, одни ребра торчат. И не замечает, если ему больно, будто и впрямь мертвый. Уж не знаю, как колдуны это делали, но делали, и боялись их там все: что помещики местные и плантаторы, что рабы, которые тогда там были, что испанцы, что англичане. Да и до сих пор, наверное, боятся. Нам-то что, мы народ морской, у нас свое, можно сказать, что с нами те колдуны без нужды связываться опасались. Уж не знаю, какой там у них ужасный барон, а супротив нашего брата, соленого, как твоя селедка, никакое их колдунство не страшно.
Джимми критично провел пальцем по доске.
— Так вот. Значится, пришли мы в порт, уж не помню, как он называется, да и не важно это. Планировали мы загрузиться сахаром да деревом, дерево потом на Виргинские острова, а сахар в Ливерпуль. Но не тут-то было, заходим мы в порт, встали к причальной стенке, все честь по чести, разгружаться надо, а грузчиков нету. Капитан наш в портовую контору, скандал учинять, надо, мол, разгружаться, а нет никого и непонятно куда. А в конторе все в крови заляпано, трое бледных клерков сидят и бормочут что-то непонятное, мол, все, ужас пришел, бедные мы, несчастные. Конторский директор с каким-то Бмангой поссорился, и теперь всем нам конец. Капитан попытался было вытащить из них, где старший или грузчики, куда разгрузить скобянку, которую мы туда притащили, так ничего и не добился, пока одному из них полторы кружки рому в горло не залил. Тот сказал, мол, все, ребятушки, зря вы пришли, грузчиков сами ищите, а склад вон там, держите ключи, туда все волоките сами, да только завещания сперва справьте.
Джимми с помощью Фредерика начал прилаживать следующую доску.
— Я, капитан да наш новый старпом, Мыльника мы еще прошлым рейсом списали, да кто ж знал, что этот упырь нам таким боком выйдет, ну, то потом, значит, ключи взяли, книги для учета, чтобы все под опись хоть какую-никакую сложить, а этих бедолаг оставили там. Пытались расспросить, с каких пор контора еще свинобойней подрабатывать стала, да те просто в дрожь да панику от вопросов впадали, словно девицы при виде пьяницы. Приходим, а вахта вся до одного негров отгоняет. Причем с виду негры доходяги доходягами, в чем только душа теплится, да перли они на палубу. Вахтенные с помощником их в воду скидывали, а те все лезли, по причальной стенке выбирались, за каждый выступ цеплялись. А рядом глядь — Мыльник, упырь этот, крутится, и толстый хмырь с ним. Из него тех доходяг можно было бы штук пять нарезать и еще на пару негритят осталось бы. И мы подключились, капитан этих чуть ли не за шкирку отбрасывал, на борт мы прошли, а команда прямо в страхе, все про зомби твердить начали. Про живых мертвецов, значит. Тут смотрю, Мыльник что-то толстому сказал. Тот гаркнул что-то на своей тарабарщине, доходяги кто в какой был, так и замер, даже те, кто в воде был. А толстяк подошел к нам и сказал, дескать, мы должны груз свой ему отдать, потому что контора ему задолжала. А не отдадим, мол, проклянет корабль, и не будет нам ни удачи, ни жизни, станем его рабами.
Джимми похлопал ладонью по борту и молча указал Фредерику на следующую доску.
— Тут-то капитан и озверел. Взял этого толстяка и выкинул в воду со словами, что он его не знает и что пусть с конторой дела решает, а мы — наемный корабль, сами себе короли, его законов не знаем и кто он такой — тоже. Коли хочет, пусть в Англию приедет, да в суд подаст. Мыльник аж подскочил, а стоило толстяку в воду упасть, как доходяги попадали все. Встали быстро, но все ушли тут же. Выгружались мы тогда сами и на склад тоже сами оттащили, на нас же все как на проклятых смотрели, словно у нас желтый флаг на корабле висит.
Джимми взял у Фредерика доску и немного изогнул, чтобы шпунт пошел в паз, затем дал знак, чтобы мальчик прижал доску к фланцу, пока Джимми будет её приколачивать. Он делал все размеренно, ни одного удара мимо. Один гвоздь — два удара.
— После разгрузки мы пошли в местный кабак. Нам налили, хоть и запросили плату вперед, а потом рассказали, что Мыльник после списания на берег захотел в жены дочку местного начальника конторы. Тот возьми да откажи, мол, тебя, дурака, на берег списали со словами, что ты не моряк, потому что моряки тонут а ты нет, куда тебе такую красавицу. И этот зазнайка, даром что всем в свое время проел плешь о науке и научных способах да открытиях, пошел не куда-нибудь, а к местному колдуну. Уж что он там наобещал, никто не знал, только с колдуном тем они спелись, как две цапли на болоте. И вот в один день у директора пропадает дочка, а Мыльник к нему опять, тот в отказ, ему и говорят — тогда дочки не увидишь. Ну сговорились они в итоге, что дочку ему вернут, да замуж за Мыльника она потом пойдет. Директор, правда, оказался тот еще ушлый жук, вместо свадьбы ждали упыря этого кандалы да тюрьма. Сбежал он, правда, через два месяца, не иначе, и тюремщики колдуна боялись. Но дело добром не кончилось, директору сказали что он теперь должник у этого Бманги. Более того, что и капитан наш, и груз, и Розалинда теперь тоже Бманге принадлежат. За два дня до нашего прихода директор пропал, а саму контору каждую ночь в крови изнутри измазывали. И говорить-то с нами не хотели, мол, колдун обидится, никому жизни не даст. И продавать особо не стремились, если и давали что, то немного совсем. Уйти нам никак не было, припасов нет, груз нам никто не дал, контора-то закрылась. Начали думать да гадать, что делать. А как тут думать, жара стояла бешеная, девки красивые нас сторонятся, духота такая, чтот того и гляди шторм будет, днем плавишься что твой снег на сковородке, а вечерами ливни. И по ночам эти доходяги снова к нам на борт лезть начали. Власти порта никак не помогали, только руками разводили. Мы парочку доходяг поймали и к ним привели, так они молчали, хоть бей их смертным боем. Одного наш корабельный доктор, мистер Патинсинк осмотрел и потом все головой качал и говорил, что не бывает такого, чтобы пульса нащупать у живого человека не получалось.
Под мерный рассказ они закрепили планшырь на донном участке фальшборта и перешли к другому, прибив там еще один стрингер. Джимми дал Фредерику самому выбрать нужную доску и вставить её со своей стороны в пазы стык в стык, чтобы фальшборт составлял единое целое.
— Думали-думали, всякое слушали, а там еще и Мыльник своей мордой крутит рядом, все на нашу попрыгунью засматривается, уж больно добрая наша шхуна ему по нраву была. А потом пришел к нам один парнишка из местных, да и говорит, мол, белые люди, могу вашему горю помочь, но при одном условии — возьмите меня матросом. Буду, сказал, с вами ходить, моря бороздить, вы меня всему научите, а то я даже плавать не умею, а я вам расскажу, как победить этого колдуна. Но только о науке моей молчок, иначе не получится. Капитан прикинул, с командой посовещался, решили, что с нас не убудет, местом поделимся. И руки лишние не помешают. Морскому-то делу научить — то такое, были бы руки да голова на месте. Местный этот все время повязку на руке носил и снял ее, когда мы согласились его с собой забрать. Оказалось, что раб он бывший. Хозяйского сына от колдуна спас, тот его и отпустил на волю, да только работы для таких мало. Разве что грузчиком или обратно на плантации. Вот и решил парень, что доля его морская теперь. Хоть и не сахар, но лучше, чем рабом. Капитан ему тогда пообещал с собой взять, если и впрямь поможет колдуна ущучить и с местными наладить торг. А то припасы нам никто не продавал толком, а куда в море без припасов? Куба ведь только кажется полной жизни и плодородной, а на деле там где камень сплошной, где ветры, где болота, не особо повыращиваешь. И дожди если зарядят, то пиши пропало. Мы до этого пытались даже дня на два уйти по реке и у местных фермеров закупиться, пусть и дорого, так и они в отказ, мол, Бманга вас проклял. Сунулись к священнику, он там католик, так сказал, рад бы помочь, но нечем. Местные и в церковь, и к колдуну в один день ходят.
Джимми ловкими движениями шкурил внешнюю сторону фальшборта, но до низа почему-то не доставал, зато Фредерику дал шкурку и кусок веревки подстраховаться. Тот вывесился за борт, зацепился рукой за планшырь с наружней стороны и принялся шкурить неровности. Древесная пыль летела в глаза и нос, приходилось задерживать дыхание, а то и периодически вытягивать голову подальше, чтобы продышаться.
Джимми же продолжал:
— Местного этого Винсом звали. Мы быстро заметили, что как он к кораблю подваливает, его эти местные доходяги пропускают, а Мыльника нашего и след простыл, словно никогда и не было. Так и ударили с ним по рукам. С конторой к тому моменту уже все закончили, да и заканчивать там толком нечего было — директор пропал, клерки семьи похватали и свалили. Хорошо хоть, плату за груз в банк переводили, только с векселем прийти надо было. Взяли мы Винса на борт и начали паруса поднимать, тут толстяк этот, Бманга, и прибежал, с доходягами своими. Начал что-то кричать, негры полезли к нам, ну чисто безумцы, в воду падали. Винс прошелся вдоль борта и рукой провел, так зомби эти как от огня шугнулись, а колдун завыл, будто подпаленый. Винс ему со смехом что-то на своем птичьем отвечал, а по-нашенски потом сказал, мол, долги возвращаю. Он молодцом оказался, от работы не отлынивал, наравне с нами держался, хоть и непривычно ему было. Учился честно, да и мы тоже зазря его не шугали, объясняли все, да помогали. После он, как и обещал, нас учить принялся. Сперва, сказал, надо нам всем научиться ходить правильно. Пришлось нам всем ботинки поскидывать и ходить туда-сюда, а Винс на нас покрикивал, да поправлял. С неделю ходили так, а когда не ходили, то дышать учились, причем так, чтобы дыхание надолго задерживать, а то и вообще не дышать. Мистер Патинсинк, доктор наш, все проверял нас, трубкой своей слушал, да охал. Был у нас в команде соня один, Антуан, так ему такое дыхание лучше всех удавалось, даже Винс удивлялся. Еще он нас точкам учил, впрочем, тут я тебе скажу, лучше китайцев в этом никто не разбирается. Разное нам показывал, в общем, месяца полтора. Вы, смеялся, у меня тут образцовыми зомби будете.
Джимми убедился, что Фредерик закончил, и помог ему выбраться обратно на палубу. Они сошли вниз оценить результат. Починенный кусок фальшборта выделялся цветом, конечно, но это было поправимо, а вот новые доски легли идеально, место стыка не выделялось, линия была ровно такой же, как и до этого, гладкой, округлой. Джимми одобрительно похлопал помощника по спине и отправил за шпатлевкой — дерево следовало правильно обработать. Но рассказ продолжил.
— Постепенно выяснилось, что у Винса к этому Бманге свои счеты, тот его отца убил. Там, как оказалось, под носом у губернатора настоящие войны, а тот и в ус не дул. Дышали мы, значит, да ходили, а потом возмущаться начали, мол, время на забавы тратим, а ведь Винс нам пообещал колдуна победить. Да только случилось потом с нами кое-что. Поднялся как-то ветер, смотрим — на нас бриг дрейфует, и в шторме тому весь такелаж поломало, снасти спутаны. Они с горем пополам подняли флаг, что не управляются, а толку? Мы на плавучем якоре стоим, а на нас этот бриг несет, "Борзый", как сейчас помню. Команда там полумертвая, видать, давно их носит, на жаре-то долго без воды не проживешь, да только все равно нам кричали, чтобы мы в сторону ушли. А как тут уйдешь, помочь же надо. Спустили шлюпку, пошли к ним, те говорят, мол, ребят, пересаживайте к себе, у нас течь, пластырь не завести. Вот тут-то и помогла наука нашего новичка. Течь у них под самым килем, пластырь туда заводить разве что в сухом доке реально, до Кубы не дойдут. Взяли их на буксир, а у них воды полтрюма, не утянули бы. Это сейчас попроще было бы, с паровой машиной, а на один парусах не справились бы. Капитаны покумекали и решили, что мы им поможем, пластырь заведем да воду откачаем, и вместе до Кубы доковыляем, даром что идти там немного. Вот когда пластырь заводили, наука нам и пригодилась — если сердце потише сделать и дышать правильно, то минуты три-четыре продержаться под водой реально. Тогда я и еще пара человек нырять начали. Полдня дно очищали, еще половину пототм пластырь заводили. Команда потом сама помпами воду откачивала. Доковыляли до гавани. "Борзый" военным оказался, наш капитан рассказал, что да как, тот в комендатуру отправился. Те починить пообещали, а воевать против колдуна отказались. Военный тот плюнул и оставил нам пару винтовок, а сам решил до Техаса дойти, взять там провизии и к нам вернуться. С одной стороны хорошо, конечно, да только времени-то много пройдет, и военный корабль — судно подневольное, куда пошлют, туда и пойдет. Мы тогда с бригом распрощались и роптать на Винса с его наукой перестали.
Джимми с Фредериком повисли напротив фальшборта, покрывая новое место шпатлевкой, чтобы закрыть небольшие щели. Мальчик уже даже не замечал, сколько времени ему удавалось висеть на одной руке, второй нанося раствор и выравнивая неровности.
— Кто бы мог подумать, что без дока днище почистить реально и пластырь завести. И даже акулы, которые рядом ходили, на нас внимания не обращали. Так что на упражнения Винса мы стали по-другому смотреть. Два месяца корабль из себя цирк представлял, вся команда во главе с капитаном ходила и дышала. А потом Винс и сказал, мол, готовы. И указал пойти к толстяку и заявить, что народ моря на его сухопутное колдовство клал с прибором, а своего бунтующего крысеныша пусть сам в раба превращает, не приказ он никому. И пусть отстанет от моряков, иначе несдобровать ему. Тот, естественно, откажется, но пока капитан к нему ходит, вахтенным надо будет пропустить пару колдунских зомби к воде, чтобы те подсыпали туда сонную траву. Мол, выпить ее надо будет и притвориться потом мертвыми, лежать без движения и не дышать почти. Трава эта голову дурманит и в рабов превращает, если не давать ей выйти. А выходит она на солнце лучше всего, только шевелиться нельзя. Винс рассказал, что потом, в полночь, колдун проверять будет, плясать начнет да к себе звать. И надо нам будет к нему прийти, плясать как обучились, а едва колдун к себе подпустит — в костер его столкнуть. Зомби его тогда бить можно спокойно, вреда от них не будет. Дальнейший план Винс капитану сказал наедине. В итоге так и сделали. Капитану нашему тот Бманга страшными карами грозил. Вернулись на борт, воды с сонной травой выпили, и как сейчас помню — звезды в голове кружить начали, зуд по всему телу и боль, каждый вздох словно гвозди внутрь забивает, а в голове будто звонарь сумасшедший бьет. Смотрю, а мачты как травинки изгибаются, реи змеями извиваются да норовят паруса укусить. Легли мы вповалку на солнцепеке, будто рыбы вяленые. Пот градом, вонючий такой, мертвечиной несет, каждый звук громом отдается, в кожу словно тысячи иголок воткнули. Одно спасало, что дышали через раз, не так больно. И слышно, как барабаны стучат все громче. Ну, думаю, труба, ан нет, к вечеру попустило малость. Мыльник с каким-то парнем подошли, в глаза нам смотрели, пинали, тыкали острыми палками, а так хреново было, что мы уж и не чуяли ничего. И ночью нам говорят — встаньте и к хозяину идите своему. Мы, как и планировали, встали и на звук барабанов пошли. Думал, заблудимся, да на местного доходягу наткнулись, за ним и отправились.
Они закончили и теперь сидели за импровизированным столом около яхты и ждали, пока высохнет шпатлевка и можно будет продолжать, Джи, вернувшийся из поместья, сидел и слушал рассказ Джимми, а заодно заваривал чай, душистый и ароматный. Делал он это по-особенному, это было настоящее таинство, которое Фредерик еще не очень усвоил.
— Подходим мы, а колдун там пляшет. И говорит, мол, белый друг, ты все правильно сделал, будешь теперь капитаном, дела с тобой вести будем. И продолжил плясать, зомби его одурманенные тоже в пляс пустились. Мы тоже, как и планировалось. Пляска там такая шла, что ты с большого круга начинаешь и постепенно все ближе к костру двигаешься, ну чисто спираль. А потом через костер прыгаешь и в другую сторону между рядов двигаешься. И вот капитан наш уже через костер перескочил, и моя очередь наступает. Ну, думаю, была не была. И столкнул толстяка в огонь со всей мочи, да так, чтобы он своей мордой туда попал. Тот заорал, зомби его встали как вкопанные, да потом на нас поползли. И барабаны заглохли, а у нас будто пелена с глаз упала. Моряки люди простые, раскидали мы этих доходяг, пока колдун выл в костре. Бочонок рому трофейный после этого забрали и на корабль забрали По утру пришел к нам этот колдун, весь в бинтах да мазях, с ним бригада зомби его, и привел невредимыми и директора конторы, и дочку его. Только бледные они были и тощие, словно их не кормили вовсе. Мыльник с ним пришел, покачивался, будто и неживой, в руках несколько бараньих ног тащил. Колдун извинялся очень, мол, наша взяла, да просил силу ему вернуть. Тогда Винс вышел и сказал, что сила его морскому и горному духам отдана, у них и спрашивай. Не знал я тогда, что пока мы эту сальную морду с углями знакомили, старший брат нашего Винса что-то там выкрал у Бманги да что-то с этим сделал. Потом Винс нам об этом рассказал, а вышло в итоге, что единственным зомби Мыльник стал, так туда ему и дорога. Директорскую дочку потом наш старпом в жены взял, через два рейса, да и увез на Виргинские острова, где у него небольшой домик был. Я это к чему, ты, Фредерик, и сам не заметил, сколько за сегодня сделал, и все благодаря упражнениям, по которым тебя Иша гоняет. Потому что развивают они силу и ловкость, были ли они у тебя еще месяц назад?
Фредерик ошарашенно посмотрел на ладони, подумал и отрицательно помотал головой. Месяц назад провисеть на одной руке он бы и трех минут не смог. Он припомнил, что, как и сколько он успел за сегодня сделать, как часто ему приходилось задерживать дыхание, изгибаться и даже временами выполнять несколько дел одновременно...
— Кстати, можешь во-о-он там, — Джимми указал наверх, — поправить веревку в блоке?
— Легко.
Фредерик взобрался на руках по веревке, дотянулся ногой до петли, приготовленной под крепление другого блока, сел в воздухе на почти полный шпагат, так было удобнее держаться за заклинивший блок. Поправил веревку и крикнул:
— Тут шкив разболтался, надо будет поменять завтра, иначе постоянно клинить будет!
После чего слез к Джи и Джимму.
— От так-то, юнга, далеко не всегда мы понимаем, что именно изучаем, зачем делаем и как нам это поможет, а потом и сами не замечаем, как оно работает. Просто берем и делаем.
— Джимми, а что, зомби и впрямь есть?
Вместо моряка ответил Джи:
— Маленький лорд, когда вы подрастете, я вам обязательно расскажу о том, о чем вы спрашиваете. Думаю, через год или полтора. Но зомби, про которых рассказывал Джим — это не мертвецы, а одурманенные люди. Если правильно подобрать растворы, то можно изменить течение энергий в уме и теле, человек перестанет думать, чувствовать боль. Нехорошо, впрочем, такие темы к зиме поднимать, давайте до весны подождем. Одно могу сказать вам, маленький ван, есть то, что принимают за магию, а есть что-то другое, и уметь отличить одно от другого — это искусство, которому можно учиться всю жизнь и не постичь до конца.
Джи протянул пиалу горячего дымящегося чая Фредерику, потом Джимми, взял сам, отпил глоток. Фредерик посмотрел наверх и подумал, что очень устал, но завтра утром обязательно постарается услышать Ишу, когда тот будет только подходить. После этого он моментально уснул, а два старых учителя смотрели на свернувшегося калачиком мальчишку. Иша тихо проскользнул к ним, ему Джи тоже подал пиалу с чаем. Выпив её, Иша взял спящего мальчика на руки и, стараясь не потревожить сон, понес его в поместье, прикрывая от холодных порывов ночного ветра, который, похоже, раздумывал, а не стать ли ему настоящим штормом.
учение
Название: Учение
Цикл: Байки Джимми Роуза
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2018
Бета: fandom Victorian 2018 и анонимный доброжелатель
Размер: миди, 5 381 слово
Персонажи: Джимми Роуз, Фредерик, Иша, ОМП.
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: а был ли зомби?
Примечание: автор отказывается называть медицинские препараты, использование которых упоминается в тексте
Для голосования: #. fandom Victorian 2018 - "Учение"
Когда Фредерик соглашался на предложение отца, он даже не подозревал, что ему предстояло. Как выяснилось на практике, трое друзей вовсе не собирались обращаться с ним с тем же почтением, с которым до этого вели себя учителя, от которых, впрочем, прилетало время от времени розгами, но… С начала обучения прошел месяц, и такого понятия, как свободное время, у Фредерика попросту не существовало, зато вдосталь было желания упасть и поспать. Он порою клевал носом за столом, но недолго, потому что после еды было двадцать-тридцать минут, когда можно поспать, а если заканчивал есть раньше других, то мог урвать еще минут пять.
Утро еще только собиралось раскрашивать красным осенний туман. Октябрь выдался богатым на туманы и теплые дни, что было довольно редким явлением. Впрочем, расслабляться он не давал, и хорошая погода сменялась кратковременными штормами, с ветром, который поднимал волны в лагуне, заставляя их биться о скалы с шумом и грохотом. Сейчас Фредерик спал, но спал очень тревожно, ему снилось, что он где-то в горах, там очень жарко и душно, невозможно продохнуть, и, главное, — к нему подбираются, он уже видел пару красных кончиков ушей каких-то зверей — кажется, красные волки, такие попадались как-то в книге. Но Фредерик все так же шел через долину, оглядываясь и чего-то ожидая. Один довольно крупный волк забрался на камень и внимательно смотрел. Он не проявлял агрессии, и можно было разглядеть и острые, не очень длинные клыки в полуоткрытой пасти, и стоящие торчком красные уши, и висящий спокойно хвост, и умные глаза, в которых невозможно было ничего прочитать... Волк склонил голову, грудь Фредерику сдавило окончательно, он запаниковал — и проснулся. Дышать и правда было нечем, кто-то накинул на него второе одеяло. И Фредерик даже знал, кто именно. Иша будил его разными способами: то выливал ведро холодной воды, то накидывал одеяло, то со всей силы бил по подушке открытой ладонью, так, чтобы получился громкий хлопок, то просто сдергивал одеяло, один раз перевернул кровать. И всегда это было неожиданно.
Что самое обидное, жаловаться на это было бессмысленно, Фредерик сам согласился и теперь пожинал плоды своего решения. Впрочем, если задуматься, результат был. Например, даже за такой короткий срок он стал сильнее, перестал ежиться, когда вечерами, уставший и чумазый, возвращался из эллинга, и колючий ветер налетал на него, продувая суконную куртку. Перетащить якорь или довольно тяжелый сундук по эллингу становилось гораздо проще, а на руках появились заметные бицепсы. На животе стали проступать квадратики пресса. Фредерик менялся, он и так не был самым тощим мальчишкой, но теперь становился похож в чем-то на Ишу и Джима, высушиваясь и набирая форму.
В этот раз Иша накинул на него еще одно одеяло. Фредерик попытался сбросить все с себя, но у него ничего не получилось — руки были привязаны, кажется, к кровати. Дышать становилось все труднее, он постарался успокоиться и свести руки, чтобы освободить кисти. Не получилось, Фредерик почти начал паниковать, когда понял, что надо делать. Кисти довольно свободно вращались в петлях, так что он подтянул ноги и перекувырнулся так, чтобы теперь лежать на животе. Теперь, когда тело не мешало рукам, он смог свести их и разорвать ветошь, которой был привязан, а затем и выбраться из-под одеял.
Иша стоял рядом, недвижимый, как скала, и такой же невозмутимый. Он смотрел на трехминутные песочные часы рядом с кроватью. Фредерик потратил половину времени. Иша кивнул, потом указал на одежду и на дверь, после чего вышел, чтобы подождать снаружи.
Фредерик не раз спрашивал отца, почему Иша так измывается над ним, но отец посылал его к Джи, а Джи говорил загадками вроде «цветок лотоса нежен, он пророс через воду». Яснее не становилось, но Фредерик не терял надежды однажды получить более полный ответ. Впрочем, сейчас он не стал терять время, потому что если Иша решит, что Фредерик прохлаждается...
Они выбежали из дома, Фредерик шлепал по холодной земле босыми ногами, Иша, у которого в сумке за спиной была их обувь, несся рядом беззвучно, словно тень скользила над землей. Затем были кувырки, толчки, борьба и подъем камней, подтягивания и растяжки, бег по тонкой жердинке с камнем на плече. Солнце уже давно взошло, когда Иша удостоверился, что с ученика сошло достаточно пота даже на этом весьма прохладном воздухе. После чего они побежали к запруде, где всегда купались. Точнее, купался сикх, а Фредерик только нырял в воду и тут же выскакивал обратно обтираться пушистым махровым полотенцем докрасна и быстро одеваться.
После этого они обычно неспешно возвращались в дом, по пути Иша показывал, как правильно дышать, как успокаивать пульс и задерживать дыхание, а еще он говорил, что надо учиться останавливать мысли. Только воин с головой, в которой нет мысли здесь и сейчас, только тот, кто умеет останавливать сознание, давая телу свободу, может победить в самом страшном бою — бою со своими дурными мыслями и поступками, каждый из который может иметь материальное воплощение в виде врага с мечом или пистолетом. А иногда, как в это утро, просто молчал и шел рядом, о чем-то размышляя.
После завтрака Фредерик обычно попадал во власть мистера Сама и его уроков и до обеда был занят с ним, а вот потом наконец получал возможность пойти в эллинг. В новом, недавно отстроенном, эллинге стояла яхта, потрепанная штормом, её Джим приводил в порядок. В старом же эллинге все с пола убрали, и Фредерик был поражен, когда узнал, что грязные полосы на полу были вовсе не грязью, а линиями разметки, по которым раскраивали паруса. До парусов, впрочем, предстояло еще много работы, сейчас Джимми, и Фредерику нравилось ему помогать. Особенно если Джи, старый и хитрый китаец, не отвлекал своими вопросами или не требовал отвечать про растения и животных и прочие каверзные вещи. Он же про них и рассказывал и учил своему премудрому искусству медицины, благодаря которому его сестренка встала на ноги в течение буквально нескольких дней и теперь вместе с гувернантками и матерью гуляла в саду, когда солнце было достаточно ярким. Джи настаивал на ежедневных прогулках, но уж тут матушка была неумолима, и они сошлись просто на частых прогулках.
Фредерик вошел в эллинг и сразу же уперся в корму, которая загораживала проход. При небольших своих размерах в помещении яхта казалось огромной. Джимми не было видно, зато было слышно — он был наверху, и Фредерик обошел яхту и залез по свисающему с её борта канату. Джимми менял фальшборт и леер по одному из бортов, в прошлом году туда волной кинуло глыбу льда, когда в ноябре отец на яхте возвращался из деловой поездки.
На палубе Джимми разместил верстак, стрингеры он ставил стальные, но сам фальшборт оставался деревянным, как и раньше, а значит, требовалось много столярных работ, которыми он сейчас и занимался. Он неспеша рассматривал доски, которые затащил на палубу после просушки, выбирая подходящие по какому-то только ему одному ведомому критерию. Джимми делал это неторопливо, сперва из сваленных в кучу досок он брал какую-либо одну, взвешивал её, проводил по ней пальцами, затем поднимал и смотрел вдоль двух плоскостей, насколько она прямая, потом нюхал, после чего еще раз осматривал со всех сторон. И только после этого определял в одну из трех стопок. Дальше он выбирал следующую, и ритуал повторялся. Это было сродни странному завораживающему танцу под неслышную посторонним мелодию.
Фредерик старался не подавать вида, что он уже тут, но Джимми после очередной доски, не глядя на мальчика и не отвлекаясь, протянул:
— Юнга, ты претендуешь на роль носовой фигуры, с такой-то неподвижностью, или просто старательно отлыниваешь от работы? Я как раз тебя заждался. Досок отобрано вдосталь, так что можешь оставшиеся перетащить вниз и подниматься помогать мне.
Фредерик вздохнул и пошел к оставшейся куче досок, от которых исходил кисловатый запах. Это был дуб, он уже узнал, что все деревья пахнут по-разному, Джимми рассказывал ему, как отличить одно от другого, и как по запаху можно понять, насколько хороша та или иная партия досок. Он начал перетаскивать доски, спускаясь по сходням вниз и складируя их рядом с другими. Через некоторое время он увидел, что средняя кучка отобранного материала растворилась в двух других, одну из которых Фредерик, повинуясь команде, стащил вниз к большинству, а вот с оставшимися Джимми начал творить чудодейство.
Работа моряка всегда вызывала ощущение, что тот колдует — ничего лишнего, все движения плавные, словно у рыбы в воде. Он брал доску, закреплял её на верстаке, затем брал рубанок, выставлял длину лезвия и ровными неспешными движениями выравнивал доску начерно. Затем брал другой и выравнивал уже набело, снимая прозрачную стружку, которая взлетала в воздух от малейшего дуновения ветерка. После этого очередь доходила до шила, которым Джимми размечал точки на доске. Затем он вырезал пазы и шип, откладывал готовую доску и брался за следующую, и так много раз, пока Фредерик таскал ненужный материал вниз. К моменту, когда мальчик закончил, Джимми уже курил и убирал с палубы стружку в большой полотняный мешок, ничуточки не боясь пожара. Фредерик как-то спрашивал его про это, на что получил ответ, что у мастера ничего не случается само по себе, случается у тех, кто думает, что он мастер.
— Джимми, вот скажи мне, почему Иша каждое утро измывается надо мной? Я понимаю, почему ты гоняешь меня и заставляешь делать черновую работу, у тебя не хватает рук. Джи постоянно загадывает загадки, потому что у китайцев такая культура, они всегда так делают и не рассказывают, почему. Я только не понимаю, как они смогли построить те города, про которые я читал в книжках. Но почему Иша издевается так, когда можно просто разбудить? Я еще могу понять упражнения, которые развивают силу, но растяжки, упражнения по задержке дыхания и прочее, я не понимаю этого...
— Юнга-юнга, я сейчас стану немного Джи и спрошу у тебя ответ на простую загадку. Как ты думаешь, если попросить Джи поучить тебя драться, с чего он начнет?
Джимми усмехнулся в усы и выпустил облачко дыма, после чего выбросил за борт мешок со стружкой.
— А разве Джи умеет драться? — изумился Фредерик.
— Ты поверишь, если я скажу, что умеет? И довольно хорошо, несмотря на возраст.
Фредерик почесал плечо.
— После того, как он поставил на ноги сестру, я поверю, что он вообще бессмертный. Это сколько надо времени, чтобы запомнить все эти названия трав, рецепты притираний и остального, все его загадки, минералы, притчи... Так что почему бы ему и не уметь драться?
— Правильно сделаешь. И как ты думаешь, с чего он начал бы тебя учить?
— Не знаю... Наверное, показал бы удары всякие, там, стойки. Я видел, так учат боксу.
— Вот потому, что в боксе учат сперва этому, ни один боксер не может противостоять даже весьма среднему бойцу из Китая. Там все иначе, и сперва Джи заставил бы тебя делать делать много хитрых упражнений, на первый взгляд, никак не относящихся к бою. А вот потом ты бы понял, к чему это все. Так же и Иша, он старый воин из тех мест, где смерть бывает тихой и тебя могут убить не оружием, потому как есть те, кому нельзя проливать кровь. Иша знает, что, например, человека можно во сне напугать до смерти, а значит, надо уметь спать так, чтобы слышать чужое приближение. Он ходит тихо, как ты должен был уже заметить. Научишься чуять во сне его — к тебе будет не подобраться незаметно. Кстати, не подашь мне вон тот кусок стрингера и вон этот кусок трубы для шпигата?
Фредерик, изогнувшись, дотянулся до трубы, лежавшей за верстаком. Еще месяц назад ему пришлось бы лезть под него, а сейчас даже не пришлось вставать с места. Стрингер тоже был в пределах досягаемости, Джимми вообще любил располагать инструмент и материалы так, чтобы их было удобно доставать.
Отмерив нужную длину трубы, Джимми отпилил немного и затем положил стрингер на его новое место. Это был хороший стальной уголок, крепкий и блестящий, свежепокрашенный в цвет, который походил хоть как-то на дуб и не выделялся сильно во фоне основной палубы.
— Попридержи-ка его вон там, по отметке.
Фредерик наклонился, затем встал на четвереньки и навалился на стрингер, удерживая его на своем месте. Джимми немного сдвинул свою сторону, но крепкие пальцы мальчишки держали его часть ровно, хотя Джимми надавил достаточно сильно. Он одобрительно кивнул.
— А можешь рассказать мне историю?
— Какую?
— А вон ту, которая у тебя чуть ниже колена нарисована.
На голени у Джимми была обычная с виду роза с прожилками и капельками росы, только все лепестки её были расположены так, что сходились к центру концентрическими кругами, сворачиваясь в красивой спирали и исчезая в полутенях от внешних, более крупных лепестков. Больше всего эта роза походила на водоворот.
— Ну что ж, можно и эту.
Джимми задумчиво затянулся, закрепил свою сторону стрингера и катнул отвертку Фредерику, чтобы тот привинтил по отметкам свою часть.
— Дело было вот как. Я тебе как-то рассказывал про нашу попрыгушку Розалинду, тогда мы ходили как раз на ней.Так вот, мы как раз в очередной раз были на Карибах, шли на Кубу, а оттуда собирались на Виргинские острова. Куба летом, я тебе скажу, это нечто. Подай вон ту доску.
Фредерик притащил длинную доску и взялся придерживать её за один конец, пока Джимми прилаживал ее на место.
— Так вот, Куба летом — с одной стороны, это... впрочем, рано тебе про эту сторону. С другой — это рабы и плантации, а еще жара, москиты и много чего веселого. Например, местные колдуны. Да-да, там верят в колдунов, как и везде на Карибах. Там даже магия своя есть, вуду называется. Говорят, что колдуны могут сделать так, что умерший человек встает и идет. Сказки, конечно, хотя видел я там людей, которые выглядели ну чисто ходячими мертвецами, бледные, хоть и негры. А бледный кубинский негр, он такого черно-зеленого цвета становится. Глаза впалые, руки тощие, да что там руки — сам тощий, как смерть, одни ребра торчат. И не замечает, если ему больно, будто и впрямь мертвый. Уж не знаю, как колдуны это делали, но делали, и боялись их там все: что помещики местные и плантаторы, что рабы, которые тогда там были, что испанцы, что англичане. Да и до сих пор, наверное, боятся. Нам-то что, мы народ морской, у нас свое, можно сказать, что с нами те колдуны без нужды связываться опасались. Уж не знаю, какой там у них ужасный барон, а супротив нашего брата, соленого, как твоя селедка, никакое их колдунство не страшно.
Джимми критично провел пальцем по доске.
— Так вот. Значится, пришли мы в порт, уж не помню, как он называется, да и не важно это. Планировали мы загрузиться сахаром да деревом, дерево потом на Виргинские острова, а сахар в Ливерпуль. Но не тут-то было, заходим мы в порт, встали к причальной стенке, все честь по чести, разгружаться надо, а грузчиков нету. Капитан наш в портовую контору, скандал учинять, надо, мол, разгружаться, а нет никого и непонятно куда. А в конторе все в крови заляпано, трое бледных клерков сидят и бормочут что-то непонятное, мол, все, ужас пришел, бедные мы, несчастные. Конторский директор с каким-то Бмангой поссорился, и теперь всем нам конец. Капитан попытался было вытащить из них, где старший или грузчики, куда разгрузить скобянку, которую мы туда притащили, так ничего и не добился, пока одному из них полторы кружки рому в горло не залил. Тот сказал, мол, все, ребятушки, зря вы пришли, грузчиков сами ищите, а склад вон там, держите ключи, туда все волоките сами, да только завещания сперва справьте.
Джимми с помощью Фредерика начал прилаживать следующую доску.
— Я, капитан да наш новый старпом, Мыльника мы еще прошлым рейсом списали, да кто ж знал, что этот упырь нам таким боком выйдет, ну, то потом, значит, ключи взяли, книги для учета, чтобы все под опись хоть какую-никакую сложить, а этих бедолаг оставили там. Пытались расспросить, с каких пор контора еще свинобойней подрабатывать стала, да те просто в дрожь да панику от вопросов впадали, словно девицы при виде пьяницы. Приходим, а вахта вся до одного негров отгоняет. Причем с виду негры доходяги доходягами, в чем только душа теплится, да перли они на палубу. Вахтенные с помощником их в воду скидывали, а те все лезли, по причальной стенке выбирались, за каждый выступ цеплялись. А рядом глядь — Мыльник, упырь этот, крутится, и толстый хмырь с ним. Из него тех доходяг можно было бы штук пять нарезать и еще на пару негритят осталось бы. И мы подключились, капитан этих чуть ли не за шкирку отбрасывал, на борт мы прошли, а команда прямо в страхе, все про зомби твердить начали. Про живых мертвецов, значит. Тут смотрю, Мыльник что-то толстому сказал. Тот гаркнул что-то на своей тарабарщине, доходяги кто в какой был, так и замер, даже те, кто в воде был. А толстяк подошел к нам и сказал, дескать, мы должны груз свой ему отдать, потому что контора ему задолжала. А не отдадим, мол, проклянет корабль, и не будет нам ни удачи, ни жизни, станем его рабами.
Джимми похлопал ладонью по борту и молча указал Фредерику на следующую доску.
— Тут-то капитан и озверел. Взял этого толстяка и выкинул в воду со словами, что он его не знает и что пусть с конторой дела решает, а мы — наемный корабль, сами себе короли, его законов не знаем и кто он такой — тоже. Коли хочет, пусть в Англию приедет, да в суд подаст. Мыльник аж подскочил, а стоило толстяку в воду упасть, как доходяги попадали все. Встали быстро, но все ушли тут же. Выгружались мы тогда сами и на склад тоже сами оттащили, на нас же все как на проклятых смотрели, словно у нас желтый флаг на корабле висит.
Джимми взял у Фредерика доску и немного изогнул, чтобы шпунт пошел в паз, затем дал знак, чтобы мальчик прижал доску к фланцу, пока Джимми будет её приколачивать. Он делал все размеренно, ни одного удара мимо. Один гвоздь — два удара.
— После разгрузки мы пошли в местный кабак. Нам налили, хоть и запросили плату вперед, а потом рассказали, что Мыльник после списания на берег захотел в жены дочку местного начальника конторы. Тот возьми да откажи, мол, тебя, дурака, на берег списали со словами, что ты не моряк, потому что моряки тонут а ты нет, куда тебе такую красавицу. И этот зазнайка, даром что всем в свое время проел плешь о науке и научных способах да открытиях, пошел не куда-нибудь, а к местному колдуну. Уж что он там наобещал, никто не знал, только с колдуном тем они спелись, как две цапли на болоте. И вот в один день у директора пропадает дочка, а Мыльник к нему опять, тот в отказ, ему и говорят — тогда дочки не увидишь. Ну сговорились они в итоге, что дочку ему вернут, да замуж за Мыльника она потом пойдет. Директор, правда, оказался тот еще ушлый жук, вместо свадьбы ждали упыря этого кандалы да тюрьма. Сбежал он, правда, через два месяца, не иначе, и тюремщики колдуна боялись. Но дело добром не кончилось, директору сказали что он теперь должник у этого Бманги. Более того, что и капитан наш, и груз, и Розалинда теперь тоже Бманге принадлежат. За два дня до нашего прихода директор пропал, а саму контору каждую ночь в крови изнутри измазывали. И говорить-то с нами не хотели, мол, колдун обидится, никому жизни не даст. И продавать особо не стремились, если и давали что, то немного совсем. Уйти нам никак не было, припасов нет, груз нам никто не дал, контора-то закрылась. Начали думать да гадать, что делать. А как тут думать, жара стояла бешеная, девки красивые нас сторонятся, духота такая, чтот того и гляди шторм будет, днем плавишься что твой снег на сковородке, а вечерами ливни. И по ночам эти доходяги снова к нам на борт лезть начали. Власти порта никак не помогали, только руками разводили. Мы парочку доходяг поймали и к ним привели, так они молчали, хоть бей их смертным боем. Одного наш корабельный доктор, мистер Патинсинк осмотрел и потом все головой качал и говорил, что не бывает такого, чтобы пульса нащупать у живого человека не получалось.
Под мерный рассказ они закрепили планшырь на донном участке фальшборта и перешли к другому, прибив там еще один стрингер. Джимми дал Фредерику самому выбрать нужную доску и вставить её со своей стороны в пазы стык в стык, чтобы фальшборт составлял единое целое.
— Думали-думали, всякое слушали, а там еще и Мыльник своей мордой крутит рядом, все на нашу попрыгунью засматривается, уж больно добрая наша шхуна ему по нраву была. А потом пришел к нам один парнишка из местных, да и говорит, мол, белые люди, могу вашему горю помочь, но при одном условии — возьмите меня матросом. Буду, сказал, с вами ходить, моря бороздить, вы меня всему научите, а то я даже плавать не умею, а я вам расскажу, как победить этого колдуна. Но только о науке моей молчок, иначе не получится. Капитан прикинул, с командой посовещался, решили, что с нас не убудет, местом поделимся. И руки лишние не помешают. Морскому-то делу научить — то такое, были бы руки да голова на месте. Местный этот все время повязку на руке носил и снял ее, когда мы согласились его с собой забрать. Оказалось, что раб он бывший. Хозяйского сына от колдуна спас, тот его и отпустил на волю, да только работы для таких мало. Разве что грузчиком или обратно на плантации. Вот и решил парень, что доля его морская теперь. Хоть и не сахар, но лучше, чем рабом. Капитан ему тогда пообещал с собой взять, если и впрямь поможет колдуна ущучить и с местными наладить торг. А то припасы нам никто не продавал толком, а куда в море без припасов? Куба ведь только кажется полной жизни и плодородной, а на деле там где камень сплошной, где ветры, где болота, не особо повыращиваешь. И дожди если зарядят, то пиши пропало. Мы до этого пытались даже дня на два уйти по реке и у местных фермеров закупиться, пусть и дорого, так и они в отказ, мол, Бманга вас проклял. Сунулись к священнику, он там католик, так сказал, рад бы помочь, но нечем. Местные и в церковь, и к колдуну в один день ходят.
Джимми ловкими движениями шкурил внешнюю сторону фальшборта, но до низа почему-то не доставал, зато Фредерику дал шкурку и кусок веревки подстраховаться. Тот вывесился за борт, зацепился рукой за планшырь с наружней стороны и принялся шкурить неровности. Древесная пыль летела в глаза и нос, приходилось задерживать дыхание, а то и периодически вытягивать голову подальше, чтобы продышаться.
Джимми же продолжал:
— Местного этого Винсом звали. Мы быстро заметили, что как он к кораблю подваливает, его эти местные доходяги пропускают, а Мыльника нашего и след простыл, словно никогда и не было. Так и ударили с ним по рукам. С конторой к тому моменту уже все закончили, да и заканчивать там толком нечего было — директор пропал, клерки семьи похватали и свалили. Хорошо хоть, плату за груз в банк переводили, только с векселем прийти надо было. Взяли мы Винса на борт и начали паруса поднимать, тут толстяк этот, Бманга, и прибежал, с доходягами своими. Начал что-то кричать, негры полезли к нам, ну чисто безумцы, в воду падали. Винс прошелся вдоль борта и рукой провел, так зомби эти как от огня шугнулись, а колдун завыл, будто подпаленый. Винс ему со смехом что-то на своем птичьем отвечал, а по-нашенски потом сказал, мол, долги возвращаю. Он молодцом оказался, от работы не отлынивал, наравне с нами держался, хоть и непривычно ему было. Учился честно, да и мы тоже зазря его не шугали, объясняли все, да помогали. После он, как и обещал, нас учить принялся. Сперва, сказал, надо нам всем научиться ходить правильно. Пришлось нам всем ботинки поскидывать и ходить туда-сюда, а Винс на нас покрикивал, да поправлял. С неделю ходили так, а когда не ходили, то дышать учились, причем так, чтобы дыхание надолго задерживать, а то и вообще не дышать. Мистер Патинсинк, доктор наш, все проверял нас, трубкой своей слушал, да охал. Был у нас в команде соня один, Антуан, так ему такое дыхание лучше всех удавалось, даже Винс удивлялся. Еще он нас точкам учил, впрочем, тут я тебе скажу, лучше китайцев в этом никто не разбирается. Разное нам показывал, в общем, месяца полтора. Вы, смеялся, у меня тут образцовыми зомби будете.
Джимми убедился, что Фредерик закончил, и помог ему выбраться обратно на палубу. Они сошли вниз оценить результат. Починенный кусок фальшборта выделялся цветом, конечно, но это было поправимо, а вот новые доски легли идеально, место стыка не выделялось, линия была ровно такой же, как и до этого, гладкой, округлой. Джимми одобрительно похлопал помощника по спине и отправил за шпатлевкой — дерево следовало правильно обработать. Но рассказ продолжил.
— Постепенно выяснилось, что у Винса к этому Бманге свои счеты, тот его отца убил. Там, как оказалось, под носом у губернатора настоящие войны, а тот и в ус не дул. Дышали мы, значит, да ходили, а потом возмущаться начали, мол, время на забавы тратим, а ведь Винс нам пообещал колдуна победить. Да только случилось потом с нами кое-что. Поднялся как-то ветер, смотрим — на нас бриг дрейфует, и в шторме тому весь такелаж поломало, снасти спутаны. Они с горем пополам подняли флаг, что не управляются, а толку? Мы на плавучем якоре стоим, а на нас этот бриг несет, "Борзый", как сейчас помню. Команда там полумертвая, видать, давно их носит, на жаре-то долго без воды не проживешь, да только все равно нам кричали, чтобы мы в сторону ушли. А как тут уйдешь, помочь же надо. Спустили шлюпку, пошли к ним, те говорят, мол, ребят, пересаживайте к себе, у нас течь, пластырь не завести. Вот тут-то и помогла наука нашего новичка. Течь у них под самым килем, пластырь туда заводить разве что в сухом доке реально, до Кубы не дойдут. Взяли их на буксир, а у них воды полтрюма, не утянули бы. Это сейчас попроще было бы, с паровой машиной, а на один парусах не справились бы. Капитаны покумекали и решили, что мы им поможем, пластырь заведем да воду откачаем, и вместе до Кубы доковыляем, даром что идти там немного. Вот когда пластырь заводили, наука нам и пригодилась — если сердце потише сделать и дышать правильно, то минуты три-четыре продержаться под водой реально. Тогда я и еще пара человек нырять начали. Полдня дно очищали, еще половину пототм пластырь заводили. Команда потом сама помпами воду откачивала. Доковыляли до гавани. "Борзый" военным оказался, наш капитан рассказал, что да как, тот в комендатуру отправился. Те починить пообещали, а воевать против колдуна отказались. Военный тот плюнул и оставил нам пару винтовок, а сам решил до Техаса дойти, взять там провизии и к нам вернуться. С одной стороны хорошо, конечно, да только времени-то много пройдет, и военный корабль — судно подневольное, куда пошлют, туда и пойдет. Мы тогда с бригом распрощались и роптать на Винса с его наукой перестали.
Джимми с Фредериком повисли напротив фальшборта, покрывая новое место шпатлевкой, чтобы закрыть небольшие щели. Мальчик уже даже не замечал, сколько времени ему удавалось висеть на одной руке, второй нанося раствор и выравнивая неровности.
— Кто бы мог подумать, что без дока днище почистить реально и пластырь завести. И даже акулы, которые рядом ходили, на нас внимания не обращали. Так что на упражнения Винса мы стали по-другому смотреть. Два месяца корабль из себя цирк представлял, вся команда во главе с капитаном ходила и дышала. А потом Винс и сказал, мол, готовы. И указал пойти к толстяку и заявить, что народ моря на его сухопутное колдовство клал с прибором, а своего бунтующего крысеныша пусть сам в раба превращает, не приказ он никому. И пусть отстанет от моряков, иначе несдобровать ему. Тот, естественно, откажется, но пока капитан к нему ходит, вахтенным надо будет пропустить пару колдунских зомби к воде, чтобы те подсыпали туда сонную траву. Мол, выпить ее надо будет и притвориться потом мертвыми, лежать без движения и не дышать почти. Трава эта голову дурманит и в рабов превращает, если не давать ей выйти. А выходит она на солнце лучше всего, только шевелиться нельзя. Винс рассказал, что потом, в полночь, колдун проверять будет, плясать начнет да к себе звать. И надо нам будет к нему прийти, плясать как обучились, а едва колдун к себе подпустит — в костер его столкнуть. Зомби его тогда бить можно спокойно, вреда от них не будет. Дальнейший план Винс капитану сказал наедине. В итоге так и сделали. Капитану нашему тот Бманга страшными карами грозил. Вернулись на борт, воды с сонной травой выпили, и как сейчас помню — звезды в голове кружить начали, зуд по всему телу и боль, каждый вздох словно гвозди внутрь забивает, а в голове будто звонарь сумасшедший бьет. Смотрю, а мачты как травинки изгибаются, реи змеями извиваются да норовят паруса укусить. Легли мы вповалку на солнцепеке, будто рыбы вяленые. Пот градом, вонючий такой, мертвечиной несет, каждый звук громом отдается, в кожу словно тысячи иголок воткнули. Одно спасало, что дышали через раз, не так больно. И слышно, как барабаны стучат все громче. Ну, думаю, труба, ан нет, к вечеру попустило малость. Мыльник с каким-то парнем подошли, в глаза нам смотрели, пинали, тыкали острыми палками, а так хреново было, что мы уж и не чуяли ничего. И ночью нам говорят — встаньте и к хозяину идите своему. Мы, как и планировали, встали и на звук барабанов пошли. Думал, заблудимся, да на местного доходягу наткнулись, за ним и отправились.
Они закончили и теперь сидели за импровизированным столом около яхты и ждали, пока высохнет шпатлевка и можно будет продолжать, Джи, вернувшийся из поместья, сидел и слушал рассказ Джимми, а заодно заваривал чай, душистый и ароматный. Делал он это по-особенному, это было настоящее таинство, которое Фредерик еще не очень усвоил.
— Подходим мы, а колдун там пляшет. И говорит, мол, белый друг, ты все правильно сделал, будешь теперь капитаном, дела с тобой вести будем. И продолжил плясать, зомби его одурманенные тоже в пляс пустились. Мы тоже, как и планировалось. Пляска там такая шла, что ты с большого круга начинаешь и постепенно все ближе к костру двигаешься, ну чисто спираль. А потом через костер прыгаешь и в другую сторону между рядов двигаешься. И вот капитан наш уже через костер перескочил, и моя очередь наступает. Ну, думаю, была не была. И столкнул толстяка в огонь со всей мочи, да так, чтобы он своей мордой туда попал. Тот заорал, зомби его встали как вкопанные, да потом на нас поползли. И барабаны заглохли, а у нас будто пелена с глаз упала. Моряки люди простые, раскидали мы этих доходяг, пока колдун выл в костре. Бочонок рому трофейный после этого забрали и на корабль забрали По утру пришел к нам этот колдун, весь в бинтах да мазях, с ним бригада зомби его, и привел невредимыми и директора конторы, и дочку его. Только бледные они были и тощие, словно их не кормили вовсе. Мыльник с ним пришел, покачивался, будто и неживой, в руках несколько бараньих ног тащил. Колдун извинялся очень, мол, наша взяла, да просил силу ему вернуть. Тогда Винс вышел и сказал, что сила его морскому и горному духам отдана, у них и спрашивай. Не знал я тогда, что пока мы эту сальную морду с углями знакомили, старший брат нашего Винса что-то там выкрал у Бманги да что-то с этим сделал. Потом Винс нам об этом рассказал, а вышло в итоге, что единственным зомби Мыльник стал, так туда ему и дорога. Директорскую дочку потом наш старпом в жены взял, через два рейса, да и увез на Виргинские острова, где у него небольшой домик был. Я это к чему, ты, Фредерик, и сам не заметил, сколько за сегодня сделал, и все благодаря упражнениям, по которым тебя Иша гоняет. Потому что развивают они силу и ловкость, были ли они у тебя еще месяц назад?
Фредерик ошарашенно посмотрел на ладони, подумал и отрицательно помотал головой. Месяц назад провисеть на одной руке он бы и трех минут не смог. Он припомнил, что, как и сколько он успел за сегодня сделать, как часто ему приходилось задерживать дыхание, изгибаться и даже временами выполнять несколько дел одновременно...
— Кстати, можешь во-о-он там, — Джимми указал наверх, — поправить веревку в блоке?
— Легко.
Фредерик взобрался на руках по веревке, дотянулся ногой до петли, приготовленной под крепление другого блока, сел в воздухе на почти полный шпагат, так было удобнее держаться за заклинивший блок. Поправил веревку и крикнул:
— Тут шкив разболтался, надо будет поменять завтра, иначе постоянно клинить будет!
После чего слез к Джи и Джимму.
— От так-то, юнга, далеко не всегда мы понимаем, что именно изучаем, зачем делаем и как нам это поможет, а потом и сами не замечаем, как оно работает. Просто берем и делаем.
— Джимми, а что, зомби и впрямь есть?
Вместо моряка ответил Джи:
— Маленький лорд, когда вы подрастете, я вам обязательно расскажу о том, о чем вы спрашиваете. Думаю, через год или полтора. Но зомби, про которых рассказывал Джим — это не мертвецы, а одурманенные люди. Если правильно подобрать растворы, то можно изменить течение энергий в уме и теле, человек перестанет думать, чувствовать боль. Нехорошо, впрочем, такие темы к зиме поднимать, давайте до весны подождем. Одно могу сказать вам, маленький ван, есть то, что принимают за магию, а есть что-то другое, и уметь отличить одно от другого — это искусство, которому можно учиться всю жизнь и не постичь до конца.
Джи протянул пиалу горячего дымящегося чая Фредерику, потом Джимми, взял сам, отпил глоток. Фредерик посмотрел наверх и подумал, что очень устал, но завтра утром обязательно постарается услышать Ишу, когда тот будет только подходить. После этого он моментально уснул, а два старых учителя смотрели на свернувшегося калачиком мальчишку. Иша тихо проскользнул к ним, ему Джи тоже подал пиалу с чаем. Выпив её, Иша взял спящего мальчика на руки и, стараясь не потревожить сон, понес его в поместье, прикрывая от холодных порывов ночного ветра, который, похоже, раздумывал, а не стать ли ему настоящим штормом.
@темы: текст, fandom Victorian 2018, PG-13