Нет денег - нет революции
Месть, или Холодные камни
Название: Месть, или Холодные камни
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2018
Бета: fandom Victorian 2018
Размер: миди, 6 968 слов
Персонажи: НМП, НЖП
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: некоторые приезжие не те, кем кажутся. Некоторые памятники не только памятники
Предупреждения: в тексте есть сцены смерти, жестокости и курения табака
Для голосования: #. fandom Victorian 2018 - "Месть, или Холодные камни"
Когда он прибыл в Шотландию, был обычный весенний день. Корабль встал на рейд к северу от Инвернесса. Плывший на судне пассажир попрощался с матросами, коснувшись рукой шляпы, и те направились обратно к кораблю. Почему пассажир не стал добираться до порта, они не спрашивали. Они вообще были рады от него избавиться. Хоть и заплатил он щедро, выдав деньги и матросам, и капитану, а все-таки был странным.
Выбравшись из шлюпки, пассажир поудобнее перехватил саквояж и направился куда-то по своим делам легкой и тихой, как у хищника, походкой. Одет он был с иголочки: в темный сюртук из плотного сукна, широкополую шляпу, на тулье которой виднелась латунная пряжка с витиеватым узором. Иногда он, словно для вида, опирался на трость. О, трость была совершенно замечательной! Покрытая резьбой в виде птичьих перьев, с ручкой в виде птичьей головы.
Проводив взглядом удаляющуюся шлюпку, человек поспешил подальше от берега, к горам. Подошвы его добротных сапог не стучали о камни, а, казалось, издавали лишь тихий шорох.
За несколько недель до прибытия странного человека в небольшой деревушке на севере Шотландии пропала дочка бондаря. Всю весну она была словно не в себе: то и дело замирала посреди дороги, словно прислушиваясь. Родители уж думали, любовь у нее, замуж девку пора… Впрочем, порогов женихи не обивали. А однажды, когда утренний туман скатывался с гор в долины, девица вышла из дома босиком, что-то напевая, да так и не вернулась.
Ее нашли только через пару дней. Она лежала без чувств на меловой гряде, а вызванный врач едва обнаружил слабое сердцебиение. Девица была холодна и недвижима, но все же жива. На ее рубашке нашли несколько капель вина. Поговаривали, что ее отравили, но найденный рядом глиняный кувшин не содержал ни капли яда.
Спустя еще пару дней пропала девушка в Южном Уэльсе. Она стала часто ходить в лес, в сторону старой прогалины, где не росло ничего, кроме густой травы, особенно зеленой под большим камнем в центре, и однажды не вернулась домой. Ее нашли через несколько дней на берегу ручья, обессиленную и недвижимую. Ее платье было залито чем-то, похожим на вино, а сама девушка была холодна, как лед. Но жива. Когда ее привели домой, безвольную, словно кукла, на дворе завыли собаки. Они выли долго и протяжно, шарахались от хозяйки. И только рыжий пес рычал и скалился, вздыбив на загривке жесткую шерсть. Но и он близко не подходил.
В Лоуленде тоже пропала девица. Но только ее не нашли. Перед исчезновением она все спрашивала мать и подруг, не слышат ли они чего… Слышал только старый пес с рыжими подпалинами на боках. Он иногда замирал, поворачивал морду и внимательно прислушивался, недовольно ворча на разгулявшийся ветер. Девушка исчезла ночью. Вышла из дома по нужде и исчезла. Только скрипнула калитка, да послышался за воротами негромкий мужской голос. Говорили, что, когда они проходили под фонарем у ратуши, видели, что у того не было тени.
Говорили, что с тех пор, как девицы исчезли, ни в Уэльсе, ни в Шотландии больше не было ясного неба. И ничто больше не отбрасывало четкие тени…
Довольно скоро наш джентльмен добрался до деревушки. На отшибе у реки стоял трактир, который содержала добрая вдова Дженнингс. Мужа ее несколько лет назад забрало море, и теперь она едва сводила концы с концами, предоставляя комнаты редким постояльцам.
Из окон таверны открывался живописный вид на долину, которая уходила на запад, и дорогу к деревушке, где домики словно прижимались друг к другу под порывами холодного ветра. А вдалеке на зеленом лугу паслись коровы и овцы.
Вдову Дженнингс жалели, но помогать ей никто не рвался, и дочку ее все любили, но свататься никто не спешил. Поговаривали, будто она — ведьма, будто тот ветер, что корабль ее мужа потопил, она сама и насвистела, чтобы ей одной владеть и домом, и трактиром, и оставшимся от него состоянием. Говорившие, впрочем, никак не могли объяснить, почему же тогда миссис Дженнингс траур по мужу так и не сняла и как так вышло, что она едва-едва наскребала на пропитание себе и дочери, если, конечно, в трактир не забредали гости, которым требовались ночлег и еда. А это, увы, бывало нечасто.
Наш джентльмен и оказался одним из тех редких постояльцев.
— Мистер Блэкфезер, Спирит Блэкфезер, — представился он хозяйке, снимая шляпу. Голос его был тягучим, но слова он произносил очень четко, — приехал из Канады и собираюсь некоторое время путешествовать по Англии и Шотландии, дабы решить некоторые дела.
Он расположился в одной из комнат на втором этаже, попросив хозяйку убрать из нее кровать, дескать, он привык спать на жестком. Он даже готов был заплатить за комнату, в которую поместят предназначавшееся ему ложе, если, конечно, никто не пожелает снять покои сразу с двумя кроватями.
Отказывать постояльцу вдова не стала. Взяла небольшую плату и попросила дочь помочь мистеру Блэкфезеру сменить обстановку. Ни она сама, ни старая служанка миссис Смит не смогли бы справиться с тяжелой мебелью.
Мисс Дженнингс работала быстро и споро. Только один раз замешкалась, замерла на пороге комнаты, в которую они перенесли кровать, словно что-то услышала. Мистер Блэкфезер недовольно цокнул языком и стукнул по полу металлическим наконечником своей трости. Звук быстро привел девушку в чувство. Та ойкнула и поспешила скрыться на первом этаже.
Комната мистера Блэкфезера без кровати стала еще просторней. Светлая, полная ароматами лаванды и моря, она была совершенно по-особому очаровательна. Балки, подпиравшие крышу, почернели от времени, дегтя, которым их когда-то смазывали, и копоти свечей. Доски пола знавали и лучшие дни, но все еще были крепкими, хоть и прилично подпорченными жуками.
Блэкфезер распахнул окно, впуская в комнату теплый весенний воздух, и замер, больше всего напоминая искусно высеченную из мрамора статую с острым горделивым профилем.
Наступила ночь, постоялец спустился к ужину все в том же сюртуке. Казалось, он так и не раздевался с дороги. Ел он молча, вдумчиво, словно стремился распробовать каждый кусочек незамысловатого, в общем-то, рагу. А после, взяв трубку, вышел на крыльцо, где долго курил, опершись на колонну и вглядываясь в пришедший с моря туман, что рваными клочьями поднимался к трактиру, чтобы в конце концов поглотить его полностью и поползти дальше.
У забора кто-то стоял. Замер в тени раскидистого тиса и словно дожидался кого-то. Мистера Блэкфезера он не замечал, и тот продолжал курить, наблюдая за происходящим. Калитка скрипнула и отворилась. Мистер Блэкфезер увидел, как навстречу незнакомцу спешит мисс Дженнингс, одетая в одну ночную рубашку. Глаза девушки были закрыты. Блэкфезер затянулся и выпустил из ноздрей струйку дыма. Трубка его полыхнула красным в тумане, и незнакомец у тиса поспешил исчезнуть.
— Мисс Дженнингс, куда же вы в столь поздний час? — голос Блэкфезера был вкрадчивым и тихим. Девушка замерла, а потом пошатнулась и испуганно ойкнула, когда почувствовала идущий от земли холод.
— Мистер Блэкфезер, что я тут делаю? — пискнула она, изумленно оглядываясь по сторонам.
— Верно, ходите во сне. Там, откуда я родом, говорят — так делают дети, что могут говорить с луной. И ночью за ними всегда кто-то следит, пока они не научатся ходить безопасно…
— Но я никогда раньше… — возразила девушка.
— Идите спать, юная леди, — усмехнулся Блэкфезер. — Иначе вы непременно простудитесь.
Девушка, которая только сейчас поняла, что стоит перед постояльцем в одной ночнушке, смутилась и, покраснев, побежала обратно домой. Дверь снова скрипнула и тихо захлопнулась.
— Однако… — протянул Блэкфезер. Он так и остался стоять в темноте, продолжая посасывать постепенно гаснущую трубку.
Утром, когда лучи восходящего солнца прорезали густой туман, раскрасив его всеми оттенками алого, Блэкфезер снова курил на пороге, опираясь уже на другой столб. Старая миссис Смит, сметавшая большой метлой листья с крыльца, подошла к нему вплотную и, поставив метлу у стены, прогнулась, разминая спину.
— Так-то, господин, — вздохнула она. — Хорошо, вы тут были. — И пошла за водой: у колодца ее дожидались оставленные с вечера ведра.
Утренний бриз в тот день словно не выспался. Не хотел разгонять туман, не спешил проводить лодки в море. Паруса их вяло трепыхались, и рыбаки медленно тащились к выходу из бухты, надеясь поймать там ветерок посвежее и пойти проверять сети.
Дождавшись завтрака, Спирит принялся расспрашивать миссис Дженнингс о местных легендах. Особенно ему понравилась сказка про круг камней, такой же, как Стоунхендж, что когда-то стоял в этих местах. Дескать, еще сейчас можно найти неподалеку узор из камней, но видят его только дети.
— Неча об этом говорить даже, — проворчала миссис Смит, подавая гостю хорошо поджаренные тосты и клубничный джем. — Носится ребятня к камням играться за реку. А там и волки ходют, бывает…
— А не согласится ли кто-нибудь проводить меня туда? — уточнил мистер Блэкфезер, помешивая ложечкой чай.
— Я могу, с удовольствием! — улыбнулась гостю мисс Дженнингс.
— Хельга! — недовольно нахмурилась миссис Дженнингс.
— О, не переживайте, я ни в коей мере не причиню вашей дочери вреда, — поспешил рассыпаться в уверениях Блэкфезер. — И готов оплатить ее любезную услугу… — он достал из кошелька несколько шиллингов.
Миссис Дженнингс недовольно вздохнула, строго взглянула на дочь, но деньги взяла и кивнула.
— Будь по вашему, мистер Блэкфезер. Доверяю вам мое единственное дитя.
— Я не обману вашего доверия, — уверил ее тот и улыбнулся Хельге. — Мисс Дженнингс, я готов.
Девушка кивнул и снова отвернулась к окну. Все утро она выглядела несколько отстраненной и словно к чему-то прислушивалась. Впрочем, сбросив оцепенение, она снова возвращалась к делам.
Они уже собрались выходить, когда мимо прошла миссис Смит, снова спешащая за водой.
— Вы б не ходили туды, мистер, — буркнула она. — Дурное дело.
Блэкфезер пожал плечами и улыбнулся мисс Дженнингс. Пора было выдвигаться.
Север Шотландии — живописное место, если вы любите природу и суровые края. Горы здесь не очень высокие, и климат довольно мягкий, трава зеленая, а кустарники и деревья не таят в себе опасностей, которые ждут вас в Индии или Америке. Люди давно живут здесь, и со временем особо опасные животные были повыбиты человеком. Летом или поздней весной даже волки, еще обитающие в этих местах, не приближаются к людям без крайней на то нужды, да и какая может быть нужда в краю, где есть скот, который куда безопаснее и аппетитней.
Гость и юная Хельга сошли с последнего напоминания о тропинке, и теперь у них под ногами простиралось море сочной зелени, холмы плавно перетекали друг в друга, то тут то там ковер травы разламывали куски скал, напоминая что Шотландия все-таки какая-никакая, но горная страна. Блэкфезер и Хельга шли не спеша между холмами, девушка постоянно что-то напевала и иногда чуть-чуть поворачивала голову, словно пытаясь что-то услышать.
Спирит же шел спокойно, погруженный в свои думы. Вокруг него образовалась своеобразная аура тишины: он шел, не привлекая внимания; пару раз на его шляпу садились птички; один раз кролики, довольно пугливые твари, пересекли ему дорогу, едва ли не задевая носки ботинок; но, что особенно обращало на себя внимание, рядом с ним прекращалось шуршание и жужжание насекомых, да и в целом жизнь словно замирала.
Хельга в очередной раз прислушалась к чему-то, а Спирит при ходьбе ударил тростью по камню. Звук получился гулким, и чуткому уху могло показаться, что немножко дробным, словно ходок ударил о камень не один раз, а несколько, но очень-очень быстро. Девушка вздрогнула, а потом повернула к склону одного из холмов, заросшему редким кустарником.
— Мы почти пришли, — объявила она и, немного поколебавшись, несмело добавила: — А знаете, у нас есть сказка про этот круг. Мама её почему-то не любит, а вот наша служанка мне ее рассказывала…
— В самом деле? Было бы интересно послушать.
Хельга приободрилась и продолжила уже с увлечением:
— Это просто легенда. Говорят, что в древние времена, еще до того, как в Англию высадились римляне, в этих местах жили люди, и бок о бок с ними жил великан. Только это был не злой тролль, как любят рассказывать, а добрый великан, большой и сильный. Он дружил с людьми, хоть и не хотел, чтобы они охотились на его землях. А еще он был вождем скрытого народца. Так вот, он сперва построил частокол из камней и запретил людям беспокоить его и его народ без нужды. Но на людей часто нападали, а они были мирными поселянами, выращивали хлеб и добывали мёд, и очень страдали от этих набегов. Тогда они пришли к нему и сказали: “Ты большой и сильный, а народ твой хитрый и живет под землей. Давай мы будем приносить вам хлеб, мед и молоко, а также сидр от первой выжимки, а ты и твой народ встанете на нашу защиту, когда придут враги”. Дали ему попробовать мед, хлеб, молоко и сидр, и великану они очень понравились. И тогда он со своим народом построил круг камней, тот самый, который там, наверху. — Хельга махнула рукой в сторону вершины холма, которая становилась все ближе с каждым шагом. — С тех пор он, а порой и его народ охраняли здесь людей, а когда приходила война, люди прятались в круге камней или за частоколом. Но за частоколом враг мог их видеть, а в круге камней — нет, и поэтому там прятали только детей.
— Очень интересная история. А что потом стало с великаном?
— Не знаю, об этом в сказке не говорится… Да и потом, это же все сказка. Разве такое бывает? Вот наш священник говорит, что это выдумки нечистого, а камни просто так Бог поставил, чтобы они были.
На это Спирит только улыбнулся сдержанной улыбкой. Похоже, местный священник был из тех, кто буквально понимает каждое слово в Писании, даже не задумываясь над тем, что какие-то смыслы могли потеряться при переводе, да и вообще о том, что священные тексты зачастую полны аллегориями.
— Вот что меня порою забавляет в сказках, так это открытый финал. Никогда не знаешь, что же там на самом деле произошло после того, как все хорошо закончилось. А ведь после этого начинается самое интересное, вы когда-нибудь задумывались над этим? — Спирит вопросительно посмотрел на девушку, которая немного покачивалась в такт неслышной музыке, поднимаясь вверх по склону.
— Ой… — она словно пришла в себя, выходя из глубокой задумчивости. — Нет, не думала… А что потом происходит?
— Самое интересное! — с расстановкой повторил Спирит. — Вы уверены, что вам в вашем платье стоит идти через кусты?
— Да, конечно. Вон там же тропиночка есть. Мальчишки и девчонки из деревни так часто играют наверху, что удивительно, как они туда огромную дорогу не протоптали!
Она указала рукой на тропинку, Блэкфезер проследил взглядом ее жест и прищурился. Что-то ему не нравилось, и он уже почти понимал, что именно.
Они прошли через кустарник, достигавший в высоту человеческого роста, и вышли на довольно большую поляну. С той стороны холма, по которой они поднимались, ее окружал кустарник, а вот по другую сторону стоял лес, точнее небольшая роща, скрытая от взора из долины, где жили люди. Блэкфезер отметил, что лес и кустарник огибают поляну каждый со свой стороны, словно разделенные невидимой границей, прочерченной через каменный круг с юго-запада на северо-восток и делящей поляну пополам.
Девушка осталась стоять на границе с каменным кругом, а Спирит вступил в него и обошел вокруг каждого из покосившихся, источенных ветром камней, торчавших из земли на высоту в полтора человеческих роста, подолгу задерживаясь у каждой глыбы. Время и силы природы заставили камни наклониться к земле под разными углами, и от этого складывалось ощущение, что стоят они вразнобой, но все же пытливый глаз мог увидеть систему в их расположении вдоль окружности поляны. В нескольких местах можно было разглядеть остатки тех глыб, что когда-то, возможно, служили поперечинами, образовывавшими «ворота». Некоторые из камней были расколоты и лежали вне круга, другие почти вросли в землю, но Спирит обошел их все. Стоя около каждого из них, он шевелил губами и что-то записывал в блокнот, который достал из кармана, а потом прошел в центр дольмена и посмотрел на центральный камень, который совершенно не был виден извне: он почти врос в землю, на поверхности оставалась площадка, возвышавшаяся над землей от силы пальца на три-четыре. Спирит подождал, пока Хельга отвернется, и, быстро достав из-за пазухи черное перо, положил его на камень, после чего встал и пошел к выходу из дольмена — точно к тому месту, где он пересек границу заветной поляны.
Выходя, он стукнул тихонечко по камню, рядом с которым стояла Хельга, прижавшая ладонь к одной из его граней. Камень, впитавший все тепло, которое только мог, гулко отозвался на удар, Хельга вздрогнула и отдернула руку.
— Он, оказывается, такой горячий! Я даже не думала, что камни уже настолько нагрелись…
— Это специфическая порода. Она может накапливать тепло и довольно долго его отдает. Вы, наверное, просто не замечали этого, когда играли тут в детстве.
— Да, наверное…
Девушка снова о чем-то задумалась, и Спирит покачал головой.
— Кстати, мистер Блэкфезер, а я могу вам показать и частокол великана. Это тоже старые камни, они идут по гребню холма. Хотите?
— А может, не стоит?
Эти слова произнес не Спирит. Их выкрикнул совсем молодой голос, принадлежавший, как тут же выяснилось, невысокому мальчугану, который сидел под одним из кустов и жевал травинку. Мальчишка был задорный, с огненно-рыжими волосами, веснушчатым лицом, наглыми глазами и курносым носом.
— Дядь, а дядь, дай монетку!
Хельга попыталась припомнить такого подростка, однако, из их деревни никого похожего вспомнить не смогла. На вид парнишке было лет двенадцать-четырнадцать, так что ему бы в самую пору помогать отцу с работой, но он прохлаждался тут. Одет мальчишка был чудно: в темно-зеленые штаны, настолько темного оттенка, что их почти можно было принять за черные, в рубашку фиолетового цвета с синими вставками, да еще с манжетами, отороченными лентой зелено-синей, как морская вода в месте смешения с водой пресной, принесенной рекой.
— А вы кто, юноша, и что тут делаете? — поинтересовался Блэкфезер, с интересом его разглядывая.
— Дашь монетку, скажу…
— Сперва скажи.
— Да в солдат играю. Мой папа и один большой важный начальник сегодня тут рядом пикник устраивают, вот я и поставлен в охранение. Чтобы им тут всякие не мешались.
Спирит кинул блестящий кругляшок мальчишке, но, казалось, мальчик не успел его схватить. Кругляшок, блеснув в свете солнца желтизной, словно растворился в воздухе, не долетев до его руки.
— Передай-ка папе и большому начальнику от меня вот эти две бумажки. — Спирит протянул странному мальчику сперва одну визитку, ослепительно-белую с золотым тиснением и красивым тонким орнаментом по краю. А затем, словно шулер карту, достал из рукава визитку цвета воронова крыла или даже вороненой стали, тоже с узором, только серебряным, изображающим птиц, распростерших крылья.
Мальчик взял обе бумажки и, посмотрев на Спирита, заявил:
— Две визитки — две монетки.
Спирит передал ему вторую монетку точно в руки, после чего выпрямился и сделал шаг в сторону.
Пытливый взгляд наверняка бы обратил внимание на то, что на мальчишке не было ни какой-либо обувки, ни чулок, и при этом его босые ноги были чистыми, словно он сразу появился здесь у камня, не разу не коснувшись ступнями ни травы, ни земли. Однако никого, способного на пытливый взгляд, за исключением самого Спирита, поблизости не было. Когда Спирит сделал шаг в сторону от сорванца, стриж, который завис в воздухе на все время диалога, наконец продолжил свою погоню за комаром, точно так же висевшим в воздухе, прервав свой полет. Хельга завершила начатый шаг, и даже не заметила, что она успела припомнить всех городских мальчишек за это время, а лиса, которая наблюдала за всем этим из кустов, потеряла интерес к происходящему и направилась по своим делам, махнув на прощание хвостом.
— Ну, все же не ходили бы вы туда, мистер… Про частокол всякое холодное говорят.
— Спасибо, я учту.
И он, не останавливаясь, для Хельги, продолжил свой путь.
Дальше они шли молча, а Хельга, из чьей красивой головки уже и выпала эта встреча с мальчишкой, перестала о нем думать, и все отчетливее слышалась та мелодия которую она пыталась услышать все эти дни.
— Скажите, а вы тоже слышите эту музыку? Кажется, кто-то играет на флейте…
— Да, слышу.
Голос Блэкфезера был беззвучно-безразличный, но не его глаза, он, казалось, обернулся орлом в человеческом обличии и внимательно просматривал все вокруг.
— Ох, это так приятно, а то я думала уж, что с ума сошла, все слышу и слышу, то затихнет то снова заиграет. Как вам эта мелодия? Мне кажется, очень приятная и завораживает…
Последние слова она сказала совсем тихо, словно музыка действительно затянула её, захватив все внимание
— Ты б не ходил к холодным камням, дядь, не доброе это, — донеслось из-за спины с такими интонациями, которые вовсе не свойственны мальчикам-подросткам.
— Спасибо…
Спирит сказал, словно отмахивался от того, кто говорит очевидное всем и каждому, но путь не прервал, а вот девушка встрепенулась.
— А у этого мальчика был кафтан такого красивого цвета, вот бы мне такое свадебное платье или парадное, ходить в церковь, на праздники… К нему можно ленты сделать, такие нежного-нежного цвета, наверное, синего… Как море…
Спирит, казалось, не обратил внимания, пробурчав что-то вроде «возможно».
Солнце уже перевалило за полдень и тени стали удлиняться, когда они вышли по еле заметной тропинке из леса и стали подниматься по абсолютно пустому холму; казалось, лес отрезало ножом, ни одного дерева, ни одного куста на склоне не росло, только сочная молодая трава, из которой поднималась гряда камней. Камни словно разрезали долину по холму, покосившиеся, местами вывороченные из земли ветрами, бурями и дождями, они стояли на почти равном расстоянии друг от друга, как редкие зубы старого пьяницы или остатки крепостной стены, разрушенной во многих местах какими-то очень методичными осаждающими. Из-за одного из них слышалась музыка. Они подошли в тот самый миг, когда дневная жара уже пошла на убыль, сменяясь духотой и недвижностью воздуха, который уже давно потерял прохладу утреннего бриза, но вечерний ветер с моря еще не дошел до него и не принес морской соленый и влажный воздух. В этой атмосфере мелодия флейты казалась свежим звоном ручья, она была свежей и приятной. Когда Спирит и Хельга взошли на холм, то они увидели и флейтиста: парень, по пояс голый, сидел на одном из поваленных камней и задумчиво играл мелодию, не то чтобы навязчивую, но какую-то липкую, словно плохо вытертая со стола патока. Блэкфезер, не обращая на него внимания, подошел и встал в тени одного из еще стоячих камней, а Хельга казалась завороженной. Она приблизилась к флейтисту и стала медленно танцевать. Парень тряхнул волосами и посмотрел на девушку. Он сидел в тени камня, так что солнце совсем не освещало его. На парне была темно-зеленая рубашка, штаны из черно-фиолетового вельвета, модные кожаные ботинки с золотыми пряжками, рядом лежала кожаная куртка из кожи очень тонкой выделки. Его взгляд был странным, но разглядеть его было довольно трудно: непослушная белая челка спадала на глаза, не давая возможности их как следует рассмотреть; лицо его, судя по всему, было довольно красивым, тонким, с аристократическими чертами, такими, как его представляли в дамских романах. Он медленно поднял глаза и продолжая играть на флейте смотрел на танец девушки, лишь немного сбившись в тот момент, когда Спирит коснулся камня, рядом с которым стоял: коснулся еле заметным легким касанием и мгновенно убрал руку.
Девушка танцевала, а молодой человек сидел и играл, птицы и те не пели рядом с этим местом, голубое небо было кристально чистым, и не было на нем ни единого облачка. Только камни и трое людей. Доиграв пассаж, молодой человек отнял от губ флейту и улыбнулся.
— Юная леди прекрасно танцует, столь увлекательно, что мне было даже стыдно прерывать мелодию, чтобы поздороваться с вами. Как зовут прекрасную танцовщицу? Ах, простите, меня зовут Марвин.
— Ой… я вас, кажется, и не заметила, а это вы играли?
Хельга говорила словно сквозь полудрему.
— Меня зовут Хельга…
— Прекрасное имя…
— А почему вы решили, что я продажная девка?
Хотя она говорила об оскорблении, голос её звучал все так же спокойно, и безынтонационно, словно она не владела собой.
— Разве?
— Да вы сказали, что я танцовщица, а все они…
— Ну, что вы, я совсем не это имел в виду, ведь вы помните, даже Саломея танцевала, и царица Савская, разве они были такими? Я сравнивал вас исключительно с ними…
Хельга потупила взгляд.
—Ох, Марвин, я и не подумала…
— Это не страшно, позвольте предложить вам вина. Садитесь на этот престол, камень овеянный легендами, в знак примирения прошу вас разделить со мною мою скромную трапезу; я отстал от друзей, с которыми шел на пикник, впрочем, я не жалею об этом…
Все это время Марвин даже не делал попытки встать из тени камня.
— Я даже рад, что так получилось — ведь я встретил самую прекрасную девушку, которую видел, а уж поверьте, я много где бывал,— и даже готов пойти и свататься к вашей матушке…
Блэкфезер, стоя в стороне, наблюдал.
— Ах, мистер Марвин, но нас ведь могут увидеть ваши друзья, и вы уйдете, оставив меня одну, а ваши слова…
— Они абсолютно серьезны.
Марвин встал и достал из-за спины большой плед и накрыл им камень, он был именно того глубокого цвета который так понравился Хельге, а за спиной Марвина оказалась и корзина для пикника.
Спирит все смотрел, Марвин не замечал его высокой фигуры в тени камня. Он подождал, пока Хельга не подойдет к камню и не соберется сесть, и лишь в этот момент стукнул металлическим набалдашником своей трости по камню рядом с собой. Звук, гулкий и протяжный, раздался над склоном, словно камень был пустотелым и медным. Марвин дернулся, а потом посмотрел на Спирита. Хельга замерла в полушаге от камня, а ветер, пробежавший по траве, застыл, не давая траве выпрямится и уронить семена на землю. Майский жук, вылетевший из леса, задумчиво повис в воздухе, а Марвин хищно улыбнулся.
— Надо же, кто пришел, неужели вы еще живы?
— Представь себе, мой народ еще жив, и я еще жив, как и многие из нас.
— Зачем ты пришел туда, куда тебя не звали? Или ты пришел молить о пощаде и принести мне присягу верности?
Только теперь стало видно, что у Марвина всего одна ноздря: перегородка была то ли вырезана, то ли ее и не было вовсе, на месте ее был лишь небольшой бугорок. Нос Марвина гневно раздувался, а выражение лица потеряло умиротворенность, стало жестоким, скулы выделились, словно стали чуть темнее, черты заострились, казалось, прикоснись к ним — и можно порезаться.
— Нет. Я пришел за тем, что принадлежит моему народу…
— Тогда иди и бери. Если сможешь и если найдешь — вас таких, дураков, посланных вашим повелителем, множество, и все вы мечтаете, что у вас получится сделать как раньше.
— Может быть, может быть.
Спирит смотрел спокойно, оценивающе, не проявляя ни малейших признаков агрессии, даже трость он держал в каком-то не очень удобном положении, не отведя её обратно после удара.
— Ты смешон, вы — пережитки прошлого, мир меняется, ты и твой народ исчезаете с лица земли и лишь длите свою агонию, а то, за чем ты пришел...
— Расколото, я знаю. и что же это меняет? Я пришел за тем, за чем пришел, а ты оставь девушку в покое. Может, старые народы и умирают, но пока что и новый народ не рожден.
— Но скоро будет.
— Может, будет, а может, и нет, роды — штука сложная, кому, как не молодым, знать это.
Флейтист поднял флейту к губам, но Спирит ударил по камню, потом еще раз, а потом выбил по нему сложный и быстрый ритм. Губы Марвина скривились от боли, но он все же начал играть, Хельга же подошла к камню и достала из корзинки глиняный кувшин, очень медленно, словно двигаясь в вязкой жидкости.
У Спирита на лбу выступили бисеринки пота, он не спеша подошел к Марвину и тростью ударил его по рукам. В этот же момент Хельга разжала руку, и кувшин со звоном упал на камень, Марвин вздрогнул, когда вино коснулось поверхности камня, и застонал.
— Вот видишь, как все просто.
Хельга медленно поворачивалась, глядя на красный след от удара на руке.
— Все еще проще.
Марвин оторвался от флейты и толкнул девушку на камень, так, чтобы она коснулась вина рукой.
— Что ты будешь делать теперь?
Выражение его глаз с горизонтальными зрачками было насмешливым.
— Прямо как дети.
Спирит достал из кармана платок и вытер руку Хельги, которая все так же медленно двигалась, выкинул платок, а потом, взяв из другого кармана флягу полил на руку девушке, и тогда Марвин бросился к нему на спину, но Спирит молча выставил трость. Потом достал трубку и затянулся, выпустил клуб дыма, который сухим туманом, полным запахом сухих трав, песка и солнца, заволок все вокруг, и осталась лишь небольшая чистая тропка, по которой бежали два пса — один старый, с рыжими пятнами на боках, а второй полностью рыжий и молодой, они двумя беззвучными тенями скользили вперед, видя цель и зная где она и кто она.
— Я искренне надеюсь что вы никогда так и не поймете простых вещей…
Спирит говорил спокойно, глядя, как флейтист медленно подносит к губам флейту, не оглядываясь назад.
— Вы молоды и пусты, мы стары, ты думаешь, это впервые происходит? Ты даже не знаешь, как ты ошибаешься! Я видел такое уже несколько раз, и каждый раз приходил кто-то вроде вас, и каждый раз происходило одно и то же. Да и я сам когда-то был таким же, но я довольно быстро понял разницу с тем, что делаете вы, и стал делать по другому.
Спирит стал отстукивать тростью по небольшому камешку несложный ритм
— Старик, посмотри наверх, там птицы, они летят к тебе… Они слышат ветер...
Собаки уже почти подбежали.
— Ты дурак. Молодой пустоголовый дурак, ты сам сказал, чего мне бояться, хотя знаешь, кто я… Давай заканчивать.
Блэкфезер оставил трость стоять и постучал по карману, в котором была фляга. Ритм мелодии был рваным и быстрым. Марвин внимательно смотрел на него, когда сзади прыгнули собаки. Марвин закричал, выронил флейту, а Спирит молча подобрал ее и не смотрел, как злобные псы делают то, что делают. Впрочем, они не были злобными, они просто мстили за страх, за хозяек, да много за что — собаки не любят тех, кто пуст внутри. Уж так повелось.
Туман рассеялся, вместе с ним ветерок отпустил траву, а три небольших ястреба, появившихся среди ясного неба, потеряли свою цель и теперь спокойно летали в небе, выискивая с высоты своего полета неосторожного кролика или другую добычу. Но прежде чем туман рассеялся, Спирит положил девушку под вертикально стоящий камень.
Хельга посмотрела на руку, которая была влажной и болела, словно она ударилась или неудачно оперлась.
— Я, кажется, ушиблась и не поняла, когда.
— Да, это так. Вы потеряли сознание от жары и упали, я положил вас сюда и подождал, пока вы придете в себя. Хотите воды?
— Ой, это так мило с вашей стороны…
Она выглядела сонной и разморенной жарким днем.
— Падая, вы ушиблись, о мою трость, она вон там рядом с вами лежит. Девушка взяла в руки трость, потом стала подниматься, опираясь на камень. Спирит поспешил ей помочь, но девушка все же коснулась камня рукой и, отдернув ее, чуть не упала опять.
— Он такой… холодный…
— Да, я не раз наблюдал, что подобные камни демонстрируют аномальные физические свойства… Впрочем, это довольно скучно, пойдемте домой, ваша матушка вас заждалась… Вы ведь не слышали легенд о холодных камнях?
— Кажется, нет… Хотя надо порасспросить Вельду, нашу служанку, она наверняка знает — она знает все-все сказки на свете.
— Думаю, если мы задержимся, я обязательно это сделаю. Впрочем, вы вполне можете это сделать в любое время, думаю, она не откажет вам… Впрочем, я человек рациональный и предпочитаю списывать непонятные феномены на физические свойства материалов, которые еще толком не изучены.
Чистым платком он вытер пот.
— Давайте сменим тему. Я вам ужасно признателен за экскурсию, вы не представляете, как помогли мне, человеку, который исследует различные древности.
— Скажите, а мальчик в красивой рубашке мне не почудился?
— Нет, он действительно там был. Кстати, вы оказали мне как антропологу огромную услугу. Если вы не возражаете и не будет возражать ваша матушка, я с удовольствием свозил бы вас с ней в Инвернесс и купил бы вам там гостинцев: в обычаях моего народа благодарить подарками тех, кто оказал помощь, а у меня, право слово, ничего нет, чтобы подарить юной леди, которая столь любезно показала мне такие интересные достопримечательности.
— Ну, только если матушка возражать не будет.
Весь путь домой они шли молча, не став делать крюк в сторону каменного круга: они отправились прямиком к броду. Хельга сказала, что никогда раньше не знала, что есть короткая тропинка, или не помнила ее.
Спирит только улыбнулся и проговорил что-то вроде «новые тропинки иногда возникают в любой траве, все меняется».
Домой они вернулись уже к закату. У калитки их встретила миссис Смит, улыбнулась им обоим и отправилась по своим делам, что-то бормоча под нос; это была замечательная шустрая старушка из тех, кто сохраняет крепость тела и ума до самой смерти, хлопоча над чем-то или заботясь о ком-то.
За ужином Блэкфезер был разговорчив, он рассказывал о разных странах и древних дольменах, которые видел; оказалось, он бывал даже в холодной России, где на севере видел каменные лабиринты, и в Норвегии, и много где еще, он рассказывал об обычаях разных стран и как бы между прочим предложил хозяйке съездить в город и отблагодарить их с дочерью за кров и столь ценный экспонат в его коллекции. Он показал несколько зарисовок «частокола», которые сделал на месте, хотя Хельга могла поклясться, что ни карандаша ни планшета с бумагами он с собой не брал — но, может, она просто не обратила внимания. Также он по памяти нарисовал камни круга и лабиринта и сказал, что это очень ценно для него как для исследователя. Миссис Дженкинс согласилась. Через два дня они отправились в город.
Инвернесс был некрупным городом: Эдинбург, и тем более Глазго были куда больше, они развивались, особенно последний, наполняясь фабриками, заводами, трущобами и дворцами.
Но и этот небольшой старый город с крепостью на холме тоже постепенно менялся под натиском цивилизации. Спирит вел себя несколько скованно и настороженно, он купил несколько газет, зашел в одну небольшую лавку с товарами из Канады, где пробыл довольно долго. Мать и дочь ждали его в другой лавке, где торговали тканями и разными швейными принадлежностями. Впрочем, Спириту этого оказалось мало, так что он и его спутницы обшарили весь город, пока в одной из лавок, на самой южной окраине, не нашли то, что искал Блэкфезер. Лавка была непримечательной, вход в неё располагался в узком проулке, с грязной лужей посередине, идти там свободно можно было только в одиночку, дверь смотрела в брандмауэр соседнего здания, вывеска почернела от времени и сырости, но Блэкфезер целенаправленно шел именно туда. Его спутницы, уставшие от походов и понакупившие всякой мелочи, устало плелись следом. Каждый раз, когда они что-то покупали, платил их гость, и хоть старшая Дженкинс отказывалась, он настаивал, и она ничего не могла поделать с собой, стоило ей только взглянуть в его пронзительные глаза.
За дверью лавки оказалось довольно просторное помещение; кроме тканей, кожи и лент там были еще разные травы, заботливо запертые в стеклянных банках, чтобы не выветривались, свечи и куча всякой всячины, разложенной плотно под несколькими прилавками, но главное — ткани. Шелк и атлас, габардин и лен, с орнаментом и без, с вышивкой и с изумительной красоты тканым узором — казалось, все ткани мира оказались здесь, в неприметной лавчонке, которую со стороны и не увидишь и не найдешь, если, конечно, ты не знаешь, куда именно идти и что искать. Хозяином был человек невысокого роста с непропорционально длинными руками, плешивый; когда он говорил, искривляя рот в ехидной ухмылке, то становилось видно, что у него нет одного переднего зуба, жидкая бороденка непонятного цветы была неопрятной и оттого имела еще более жалкий вид. Стоило войти гостям, как он отвлекся от большой книги в кожаном переплете, захлопнул её и, сняв круглые очки, посмотрел на вошедших.
— Так-так… Я знаю, зачем вы пришли.
Низкий, скрипучий, как плохо смазанная петля, голос хозяина лавки был неприятным, но в этом месте звучал самым естественным и правильным образом, любой другой голос к такому месту не подошел бы.
— Да, любезный, вы знаете, мы пришли…
— Не говорите, мистер, я уже все вижу, вы привели любезных спутниц за тканью для платья. Вы ищете то, в чем можно ходить в церковь и на праздник, в чем и под венец идти не стыдно, и ткань эта подарит вашему браку долгие годы и множество счастья, мисс. Платье для вас, я ведь правильно понял? Ну, и для вашей спутницы ткань мы тоже подберем… вы пришли к старому Гриму, и старый Грим знает, что вам нужно, хотя нет, еще не знает, но скоро узнает точно. Походите, повыбирайте, или вы хотите что-то конкретное?
Спирит сделал вид, что не обращает внимания на хозяина, и принялся рассматривать кожи тонкой выделки, которые лежали на одном из стеллажей.
— Ой, знаете, я видела такой цвет, он глубокий-глубокий, зеленый…
— Знаю, знаю, вы про вот такой…
Грим, который, как выяснилось, еще и хромал на обе ноги, ставя ступни, словно медведь лапы, уковылял в глубь лавки. Секунд десять раздавались его торопливые шаги, потом послышался звук лестницы которую двигают, кряхтенье, и он вернулся с рулоном той самой ткани.
— Но вы же знаете, выйдешь замуж в зеленом — муж будет гуленой… Выйдешь замуж в голубом — с мужем будет полный дом, выйдешь в красном — брак напрасный, выйдешь в белом — смерть год даст пределом, в черном выйдешь — детей не выносишь, выйдешь в розовом — любви два воза вам… Так что этот цвет совершенно для ваших целей не идет, ткань добротная, но это только на кушак вашему мужу, поверьте, ему пойдет. Как первенца носить будете так обязательно ему кушак из ней сделайте, и пусть весь ваш срок носит его с собой, а будете рожать — пусть повяжет на себя, поверьте, старый Грим знает, что говорит.
Грим говорил, проглатывая некоторые буквы, торопливо, но не тараторил, как делают иные торговцы — вся его речь была текучей, и слова вставить он не давал…
— Ну, это такой цвет, а у меня…
— У моей Хельги даже еще жениха нет, и к нам никто и не сватается…
Миссис Дженкинс немного вспылила, потому что дочь была на выданье, и отсутствие женихов тяготило мать.
— Понимаю, понимаю у самого дочь была, уехала далеко, в Канаду, да вот мистер Блэкфезер знает ее, они соседи.
Блэкфезер кивнул в знак согласия, продолжая изучать кожи, и спокойно добавил
— Кажется, она только на третий год сделала платье из той ткани, какую ты ей сказал… Могу заверить вас, милые мои хозяйки, Грим хоть страшен на вид, но знает свое дело лучше многих модисток, даже у его дочки, которая, надо признать честно, далеко не такая красавица как Хельга, женишок через два праздника сыскался, да весьма хороший парень, сосед мой, он сейчас за моим хозяйством присматривает, пока я в отъезде.
Грим попросил дам пойти повыбирать самим ленты и ткани, а он пока припомнит, где же лежит именно то, что подойдет.
Он посмотрел на Спирита, тот кивнул, Грим отвернулся и взял со стеллажа небольшую шкатулку, достал оттуда фигурку паучка и, отойдя за стеллаж, положил того на пол. Паучок ожил, засучил лапками и полез вверх по стеллажу, становясь все больше и больше. Дамы не видели как паук перепрыгнул с одного стеллажа на другой, увеличившись уже почти до размеров головы человека, и протянулась нить. Они ходили и трогали ткани, смотрели на них поближе, терли, все были необычные, но каждая чем-то неуловимо не подходила для них. Когда они обогнули очередной стеллаж, то увидели Грима, который что-то прятал в карман фартука, а у его ног лежал сверток ткани. И это было именно то что нужно — нежно-голубая ткань с тонкими, в три нитки, розовыми прожилками, с витиеватым узором, похожим на те которые встречаются в старых книгах, когда линия словно нить пересекает сама себя в бесконечном узоре. Ткань была легким шелком, почти невесомым и при этом весьма плотным и крепким.
— Вот, милые дамы, я нашел то, что вам нужно — розовое с голубым, и муж милый, и детей полон дом, все по приметам, уж поверьте, старый Грим не посоветует вам плохого, пока полюбуйтесь, а я схожу еще кое-куда.
Он заковылял, а Хельга не могла оторвать глаз и рук от ткани. Вскоре раздался звук передвигаемой лестницы, и Грим принес нежно-фиолетовый кашемировый с шелком отрез, глубокий цвет с хитрым ритмичным узором — ткани, веточки, капельки, листья.
— Берег для особого случая, ну, да раз мистер Спирит привел вас, то, думаю, этот случай и наступил, вот вам на выходное платье, в нем вы, юная леди, звезды затмите, а вот для вашей матушки тоже есть ткань, негоже вам на праздники в ваших, простите, обносках ходить, с такой-то дочкой.
Матери он предложил добротный кашемировый отрез темно-синего цвета, который очень гармонировал с цветом глаз хозяйки гостиницы.
— Но это же стоит огромных денег, такие ткани…
— Что вы, что вы… Для старого друга мистера Блэкфезера …
— Грим, я не хочу обременять тебя, так что проси полную цену, ты же знаешь, я не стеснен в средствах, и мне будет стыдно смотреть в глаза твоим внукам, право слово, если я скажу, что просил скидку у их деда.
— Ну, хорошо.
Грим написал цену на листке и протянул его Спириту, тот взял, потом кивнул и попросил женщин подождать его на улице, пока Грим упакует все покупки.
Мать и дочь вышли.
— Меня просили передать тебе благодарность и сказать, что тебя ожидают, мой заморский сосед.
— Спасибо, передай, что я польщен, и обязательно приду к тому, кто меня пригласил, вскоре, надо только кое что уладить — я думаю, вы знаете, о чем я.
— Да. Мы всегда рады добрым гостям, тем паче если их послал повелитель.
Спирит кивнул и поднес руку к шляпе которую не снимал.
— Кстати, вот, возьми, это лично тебе.
Он протянул Гриму небольшой прямоугольный кожаный футляр с застежками в виде орлиных лап.
— Думаю, тебя это порадует. И передай еще раз мое почтение хозяевам этой земли.
В это время два ладных низкорослых мальчугана упаковали по четыре отреза каждой ткани в вощеную бумагу и уложили все в коробку, а затем, поклонившись, убежали куда-то. Внимательный глаз обратил бы внимание, что в лавке не было газовых рожков или свечей, там не было и окон, если не считать пары небольших окошек под самым потолком, однако там было светло и довольно свежо.
— Думаю, кашемир пойдет твоим спутницам.
— Одна из них помогла мне подтвердить мои самые печальные опасения, думаю, это вполне достойная плата. Грим, ты же подгорный житель, вы ведь и сами нынче страдаете от того что происходит.
Грим кивнул.
— Впрочем, Спирит, ты сам скоро все узнаешь, что тут происходит, не буду работать “глухим кроликом”.
Спирит взял коробки и вышел. На улице мать и дочь вышли из подворотни и купили себе с лотка по печеному яблоку. Проходящий мимо симпатичный джентльмен посмотрел на Хельгу и хотел было подойти что-то спросить, но, видимо, постеснялся. Хельга, увидев его взгляд, стыдливо и игриво опустила глаза.
Спирит же, уходя, обронил белую визитку. Они пошли в сторону северной окраины города где на постоялом дворе оставили телегу. А молодой человек, подождав, подошел и вынул из грязи бумажку. На ней было название деревни которую он знал — его отец пару раз приезжал туда изучать какие-то камни, он собирал сказания и древности, а также одно слово «гостиница»…
Спирит шагал рядом со спутницами и впервые за все время, проведенное в Шотландии, позволил себе расслабиться, выстукивая при ходьбе нехитрый ритм своей тростью и бормоча под нос какую-то мелодию. Потом усмехнулся своим мыслям о том, что старый житель холмов почему-то так для него расстарался, что вложил больше мастерства чем обычно. Хельга и её матушка подобрали какую-то оборванку, довольно жалкого вида, та на ломаном английском со странным акцентом говорила про ферму, которую называла “крючковатый нос”, они взялись её подвезти, исходя из соображений христианской добродетели, да и было по пути. Нищенка расплакалась и попыталась дать им небольшой коробочек из блестящего металла со странной застежкой. Очень легкий и очень гладкий, она называла его “для визитных карточек”. Блэкфезер посмотрел на коробок, нахмурился и вернул его нищенке, сказав, что ей он будет нужнее. В остальном путь домой прошел без каких-либо происшествий.
Грим же закрыл лавку изнутри, дверь исчезал со стены проулка, а старый житель холмов вытер слезу. Его дочка так и не вернулась, когда вышла к стене, услышав чертовы звуки. Пусть у этой девушки все будет хорошо, уж он-то отомстил им, вложив все свое мастерство и всю любовь к пропавшей дочке в эти ткани — ткани для той, с помощью которой пришелец совершил месть, какими бы мотивами он на самом деле ни руководствовался.
Название: Месть, или Холодные камни
Часть канона: ориджинал
Автор: fandom Victorian 2018
Бета: fandom Victorian 2018
Размер: миди, 6 968 слов
Персонажи: НМП, НЖП
Категория: джен
Жанр: мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: некоторые приезжие не те, кем кажутся. Некоторые памятники не только памятники
Предупреждения: в тексте есть сцены смерти, жестокости и курения табака
Для голосования: #. fandom Victorian 2018 - "Месть, или Холодные камни"
Когда он прибыл в Шотландию, был обычный весенний день. Корабль встал на рейд к северу от Инвернесса. Плывший на судне пассажир попрощался с матросами, коснувшись рукой шляпы, и те направились обратно к кораблю. Почему пассажир не стал добираться до порта, они не спрашивали. Они вообще были рады от него избавиться. Хоть и заплатил он щедро, выдав деньги и матросам, и капитану, а все-таки был странным.
Выбравшись из шлюпки, пассажир поудобнее перехватил саквояж и направился куда-то по своим делам легкой и тихой, как у хищника, походкой. Одет он был с иголочки: в темный сюртук из плотного сукна, широкополую шляпу, на тулье которой виднелась латунная пряжка с витиеватым узором. Иногда он, словно для вида, опирался на трость. О, трость была совершенно замечательной! Покрытая резьбой в виде птичьих перьев, с ручкой в виде птичьей головы.
Проводив взглядом удаляющуюся шлюпку, человек поспешил подальше от берега, к горам. Подошвы его добротных сапог не стучали о камни, а, казалось, издавали лишь тихий шорох.
За несколько недель до прибытия странного человека в небольшой деревушке на севере Шотландии пропала дочка бондаря. Всю весну она была словно не в себе: то и дело замирала посреди дороги, словно прислушиваясь. Родители уж думали, любовь у нее, замуж девку пора… Впрочем, порогов женихи не обивали. А однажды, когда утренний туман скатывался с гор в долины, девица вышла из дома босиком, что-то напевая, да так и не вернулась.
Ее нашли только через пару дней. Она лежала без чувств на меловой гряде, а вызванный врач едва обнаружил слабое сердцебиение. Девица была холодна и недвижима, но все же жива. На ее рубашке нашли несколько капель вина. Поговаривали, что ее отравили, но найденный рядом глиняный кувшин не содержал ни капли яда.
Спустя еще пару дней пропала девушка в Южном Уэльсе. Она стала часто ходить в лес, в сторону старой прогалины, где не росло ничего, кроме густой травы, особенно зеленой под большим камнем в центре, и однажды не вернулась домой. Ее нашли через несколько дней на берегу ручья, обессиленную и недвижимую. Ее платье было залито чем-то, похожим на вино, а сама девушка была холодна, как лед. Но жива. Когда ее привели домой, безвольную, словно кукла, на дворе завыли собаки. Они выли долго и протяжно, шарахались от хозяйки. И только рыжий пес рычал и скалился, вздыбив на загривке жесткую шерсть. Но и он близко не подходил.
В Лоуленде тоже пропала девица. Но только ее не нашли. Перед исчезновением она все спрашивала мать и подруг, не слышат ли они чего… Слышал только старый пес с рыжими подпалинами на боках. Он иногда замирал, поворачивал морду и внимательно прислушивался, недовольно ворча на разгулявшийся ветер. Девушка исчезла ночью. Вышла из дома по нужде и исчезла. Только скрипнула калитка, да послышался за воротами негромкий мужской голос. Говорили, что, когда они проходили под фонарем у ратуши, видели, что у того не было тени.
Говорили, что с тех пор, как девицы исчезли, ни в Уэльсе, ни в Шотландии больше не было ясного неба. И ничто больше не отбрасывало четкие тени…
Довольно скоро наш джентльмен добрался до деревушки. На отшибе у реки стоял трактир, который содержала добрая вдова Дженнингс. Мужа ее несколько лет назад забрало море, и теперь она едва сводила концы с концами, предоставляя комнаты редким постояльцам.
Из окон таверны открывался живописный вид на долину, которая уходила на запад, и дорогу к деревушке, где домики словно прижимались друг к другу под порывами холодного ветра. А вдалеке на зеленом лугу паслись коровы и овцы.
Вдову Дженнингс жалели, но помогать ей никто не рвался, и дочку ее все любили, но свататься никто не спешил. Поговаривали, будто она — ведьма, будто тот ветер, что корабль ее мужа потопил, она сама и насвистела, чтобы ей одной владеть и домом, и трактиром, и оставшимся от него состоянием. Говорившие, впрочем, никак не могли объяснить, почему же тогда миссис Дженнингс траур по мужу так и не сняла и как так вышло, что она едва-едва наскребала на пропитание себе и дочери, если, конечно, в трактир не забредали гости, которым требовались ночлег и еда. А это, увы, бывало нечасто.
Наш джентльмен и оказался одним из тех редких постояльцев.
— Мистер Блэкфезер, Спирит Блэкфезер, — представился он хозяйке, снимая шляпу. Голос его был тягучим, но слова он произносил очень четко, — приехал из Канады и собираюсь некоторое время путешествовать по Англии и Шотландии, дабы решить некоторые дела.
Он расположился в одной из комнат на втором этаже, попросив хозяйку убрать из нее кровать, дескать, он привык спать на жестком. Он даже готов был заплатить за комнату, в которую поместят предназначавшееся ему ложе, если, конечно, никто не пожелает снять покои сразу с двумя кроватями.
Отказывать постояльцу вдова не стала. Взяла небольшую плату и попросила дочь помочь мистеру Блэкфезеру сменить обстановку. Ни она сама, ни старая служанка миссис Смит не смогли бы справиться с тяжелой мебелью.
Мисс Дженнингс работала быстро и споро. Только один раз замешкалась, замерла на пороге комнаты, в которую они перенесли кровать, словно что-то услышала. Мистер Блэкфезер недовольно цокнул языком и стукнул по полу металлическим наконечником своей трости. Звук быстро привел девушку в чувство. Та ойкнула и поспешила скрыться на первом этаже.
Комната мистера Блэкфезера без кровати стала еще просторней. Светлая, полная ароматами лаванды и моря, она была совершенно по-особому очаровательна. Балки, подпиравшие крышу, почернели от времени, дегтя, которым их когда-то смазывали, и копоти свечей. Доски пола знавали и лучшие дни, но все еще были крепкими, хоть и прилично подпорченными жуками.
Блэкфезер распахнул окно, впуская в комнату теплый весенний воздух, и замер, больше всего напоминая искусно высеченную из мрамора статую с острым горделивым профилем.
Наступила ночь, постоялец спустился к ужину все в том же сюртуке. Казалось, он так и не раздевался с дороги. Ел он молча, вдумчиво, словно стремился распробовать каждый кусочек незамысловатого, в общем-то, рагу. А после, взяв трубку, вышел на крыльцо, где долго курил, опершись на колонну и вглядываясь в пришедший с моря туман, что рваными клочьями поднимался к трактиру, чтобы в конце концов поглотить его полностью и поползти дальше.
У забора кто-то стоял. Замер в тени раскидистого тиса и словно дожидался кого-то. Мистера Блэкфезера он не замечал, и тот продолжал курить, наблюдая за происходящим. Калитка скрипнула и отворилась. Мистер Блэкфезер увидел, как навстречу незнакомцу спешит мисс Дженнингс, одетая в одну ночную рубашку. Глаза девушки были закрыты. Блэкфезер затянулся и выпустил из ноздрей струйку дыма. Трубка его полыхнула красным в тумане, и незнакомец у тиса поспешил исчезнуть.
— Мисс Дженнингс, куда же вы в столь поздний час? — голос Блэкфезера был вкрадчивым и тихим. Девушка замерла, а потом пошатнулась и испуганно ойкнула, когда почувствовала идущий от земли холод.
— Мистер Блэкфезер, что я тут делаю? — пискнула она, изумленно оглядываясь по сторонам.
— Верно, ходите во сне. Там, откуда я родом, говорят — так делают дети, что могут говорить с луной. И ночью за ними всегда кто-то следит, пока они не научатся ходить безопасно…
— Но я никогда раньше… — возразила девушка.
— Идите спать, юная леди, — усмехнулся Блэкфезер. — Иначе вы непременно простудитесь.
Девушка, которая только сейчас поняла, что стоит перед постояльцем в одной ночнушке, смутилась и, покраснев, побежала обратно домой. Дверь снова скрипнула и тихо захлопнулась.
— Однако… — протянул Блэкфезер. Он так и остался стоять в темноте, продолжая посасывать постепенно гаснущую трубку.
Утром, когда лучи восходящего солнца прорезали густой туман, раскрасив его всеми оттенками алого, Блэкфезер снова курил на пороге, опираясь уже на другой столб. Старая миссис Смит, сметавшая большой метлой листья с крыльца, подошла к нему вплотную и, поставив метлу у стены, прогнулась, разминая спину.
— Так-то, господин, — вздохнула она. — Хорошо, вы тут были. — И пошла за водой: у колодца ее дожидались оставленные с вечера ведра.
Утренний бриз в тот день словно не выспался. Не хотел разгонять туман, не спешил проводить лодки в море. Паруса их вяло трепыхались, и рыбаки медленно тащились к выходу из бухты, надеясь поймать там ветерок посвежее и пойти проверять сети.
Дождавшись завтрака, Спирит принялся расспрашивать миссис Дженнингс о местных легендах. Особенно ему понравилась сказка про круг камней, такой же, как Стоунхендж, что когда-то стоял в этих местах. Дескать, еще сейчас можно найти неподалеку узор из камней, но видят его только дети.
— Неча об этом говорить даже, — проворчала миссис Смит, подавая гостю хорошо поджаренные тосты и клубничный джем. — Носится ребятня к камням играться за реку. А там и волки ходют, бывает…
— А не согласится ли кто-нибудь проводить меня туда? — уточнил мистер Блэкфезер, помешивая ложечкой чай.
— Я могу, с удовольствием! — улыбнулась гостю мисс Дженнингс.
— Хельга! — недовольно нахмурилась миссис Дженнингс.
— О, не переживайте, я ни в коей мере не причиню вашей дочери вреда, — поспешил рассыпаться в уверениях Блэкфезер. — И готов оплатить ее любезную услугу… — он достал из кошелька несколько шиллингов.
Миссис Дженнингс недовольно вздохнула, строго взглянула на дочь, но деньги взяла и кивнула.
— Будь по вашему, мистер Блэкфезер. Доверяю вам мое единственное дитя.
— Я не обману вашего доверия, — уверил ее тот и улыбнулся Хельге. — Мисс Дженнингс, я готов.
Девушка кивнул и снова отвернулась к окну. Все утро она выглядела несколько отстраненной и словно к чему-то прислушивалась. Впрочем, сбросив оцепенение, она снова возвращалась к делам.
Они уже собрались выходить, когда мимо прошла миссис Смит, снова спешащая за водой.
— Вы б не ходили туды, мистер, — буркнула она. — Дурное дело.
Блэкфезер пожал плечами и улыбнулся мисс Дженнингс. Пора было выдвигаться.
Север Шотландии — живописное место, если вы любите природу и суровые края. Горы здесь не очень высокие, и климат довольно мягкий, трава зеленая, а кустарники и деревья не таят в себе опасностей, которые ждут вас в Индии или Америке. Люди давно живут здесь, и со временем особо опасные животные были повыбиты человеком. Летом или поздней весной даже волки, еще обитающие в этих местах, не приближаются к людям без крайней на то нужды, да и какая может быть нужда в краю, где есть скот, который куда безопаснее и аппетитней.
Гость и юная Хельга сошли с последнего напоминания о тропинке, и теперь у них под ногами простиралось море сочной зелени, холмы плавно перетекали друг в друга, то тут то там ковер травы разламывали куски скал, напоминая что Шотландия все-таки какая-никакая, но горная страна. Блэкфезер и Хельга шли не спеша между холмами, девушка постоянно что-то напевала и иногда чуть-чуть поворачивала голову, словно пытаясь что-то услышать.
Спирит же шел спокойно, погруженный в свои думы. Вокруг него образовалась своеобразная аура тишины: он шел, не привлекая внимания; пару раз на его шляпу садились птички; один раз кролики, довольно пугливые твари, пересекли ему дорогу, едва ли не задевая носки ботинок; но, что особенно обращало на себя внимание, рядом с ним прекращалось шуршание и жужжание насекомых, да и в целом жизнь словно замирала.
Хельга в очередной раз прислушалась к чему-то, а Спирит при ходьбе ударил тростью по камню. Звук получился гулким, и чуткому уху могло показаться, что немножко дробным, словно ходок ударил о камень не один раз, а несколько, но очень-очень быстро. Девушка вздрогнула, а потом повернула к склону одного из холмов, заросшему редким кустарником.
— Мы почти пришли, — объявила она и, немного поколебавшись, несмело добавила: — А знаете, у нас есть сказка про этот круг. Мама её почему-то не любит, а вот наша служанка мне ее рассказывала…
— В самом деле? Было бы интересно послушать.
Хельга приободрилась и продолжила уже с увлечением:
— Это просто легенда. Говорят, что в древние времена, еще до того, как в Англию высадились римляне, в этих местах жили люди, и бок о бок с ними жил великан. Только это был не злой тролль, как любят рассказывать, а добрый великан, большой и сильный. Он дружил с людьми, хоть и не хотел, чтобы они охотились на его землях. А еще он был вождем скрытого народца. Так вот, он сперва построил частокол из камней и запретил людям беспокоить его и его народ без нужды. Но на людей часто нападали, а они были мирными поселянами, выращивали хлеб и добывали мёд, и очень страдали от этих набегов. Тогда они пришли к нему и сказали: “Ты большой и сильный, а народ твой хитрый и живет под землей. Давай мы будем приносить вам хлеб, мед и молоко, а также сидр от первой выжимки, а ты и твой народ встанете на нашу защиту, когда придут враги”. Дали ему попробовать мед, хлеб, молоко и сидр, и великану они очень понравились. И тогда он со своим народом построил круг камней, тот самый, который там, наверху. — Хельга махнула рукой в сторону вершины холма, которая становилась все ближе с каждым шагом. — С тех пор он, а порой и его народ охраняли здесь людей, а когда приходила война, люди прятались в круге камней или за частоколом. Но за частоколом враг мог их видеть, а в круге камней — нет, и поэтому там прятали только детей.
— Очень интересная история. А что потом стало с великаном?
— Не знаю, об этом в сказке не говорится… Да и потом, это же все сказка. Разве такое бывает? Вот наш священник говорит, что это выдумки нечистого, а камни просто так Бог поставил, чтобы они были.
На это Спирит только улыбнулся сдержанной улыбкой. Похоже, местный священник был из тех, кто буквально понимает каждое слово в Писании, даже не задумываясь над тем, что какие-то смыслы могли потеряться при переводе, да и вообще о том, что священные тексты зачастую полны аллегориями.
— Вот что меня порою забавляет в сказках, так это открытый финал. Никогда не знаешь, что же там на самом деле произошло после того, как все хорошо закончилось. А ведь после этого начинается самое интересное, вы когда-нибудь задумывались над этим? — Спирит вопросительно посмотрел на девушку, которая немного покачивалась в такт неслышной музыке, поднимаясь вверх по склону.
— Ой… — она словно пришла в себя, выходя из глубокой задумчивости. — Нет, не думала… А что потом происходит?
— Самое интересное! — с расстановкой повторил Спирит. — Вы уверены, что вам в вашем платье стоит идти через кусты?
— Да, конечно. Вон там же тропиночка есть. Мальчишки и девчонки из деревни так часто играют наверху, что удивительно, как они туда огромную дорогу не протоптали!
Она указала рукой на тропинку, Блэкфезер проследил взглядом ее жест и прищурился. Что-то ему не нравилось, и он уже почти понимал, что именно.
Они прошли через кустарник, достигавший в высоту человеческого роста, и вышли на довольно большую поляну. С той стороны холма, по которой они поднимались, ее окружал кустарник, а вот по другую сторону стоял лес, точнее небольшая роща, скрытая от взора из долины, где жили люди. Блэкфезер отметил, что лес и кустарник огибают поляну каждый со свой стороны, словно разделенные невидимой границей, прочерченной через каменный круг с юго-запада на северо-восток и делящей поляну пополам.
Девушка осталась стоять на границе с каменным кругом, а Спирит вступил в него и обошел вокруг каждого из покосившихся, источенных ветром камней, торчавших из земли на высоту в полтора человеческих роста, подолгу задерживаясь у каждой глыбы. Время и силы природы заставили камни наклониться к земле под разными углами, и от этого складывалось ощущение, что стоят они вразнобой, но все же пытливый глаз мог увидеть систему в их расположении вдоль окружности поляны. В нескольких местах можно было разглядеть остатки тех глыб, что когда-то, возможно, служили поперечинами, образовывавшими «ворота». Некоторые из камней были расколоты и лежали вне круга, другие почти вросли в землю, но Спирит обошел их все. Стоя около каждого из них, он шевелил губами и что-то записывал в блокнот, который достал из кармана, а потом прошел в центр дольмена и посмотрел на центральный камень, который совершенно не был виден извне: он почти врос в землю, на поверхности оставалась площадка, возвышавшаяся над землей от силы пальца на три-четыре. Спирит подождал, пока Хельга отвернется, и, быстро достав из-за пазухи черное перо, положил его на камень, после чего встал и пошел к выходу из дольмена — точно к тому месту, где он пересек границу заветной поляны.
Выходя, он стукнул тихонечко по камню, рядом с которым стояла Хельга, прижавшая ладонь к одной из его граней. Камень, впитавший все тепло, которое только мог, гулко отозвался на удар, Хельга вздрогнула и отдернула руку.
— Он, оказывается, такой горячий! Я даже не думала, что камни уже настолько нагрелись…
— Это специфическая порода. Она может накапливать тепло и довольно долго его отдает. Вы, наверное, просто не замечали этого, когда играли тут в детстве.
— Да, наверное…
Девушка снова о чем-то задумалась, и Спирит покачал головой.
— Кстати, мистер Блэкфезер, а я могу вам показать и частокол великана. Это тоже старые камни, они идут по гребню холма. Хотите?
— А может, не стоит?
Эти слова произнес не Спирит. Их выкрикнул совсем молодой голос, принадлежавший, как тут же выяснилось, невысокому мальчугану, который сидел под одним из кустов и жевал травинку. Мальчишка был задорный, с огненно-рыжими волосами, веснушчатым лицом, наглыми глазами и курносым носом.
— Дядь, а дядь, дай монетку!
Хельга попыталась припомнить такого подростка, однако, из их деревни никого похожего вспомнить не смогла. На вид парнишке было лет двенадцать-четырнадцать, так что ему бы в самую пору помогать отцу с работой, но он прохлаждался тут. Одет мальчишка был чудно: в темно-зеленые штаны, настолько темного оттенка, что их почти можно было принять за черные, в рубашку фиолетового цвета с синими вставками, да еще с манжетами, отороченными лентой зелено-синей, как морская вода в месте смешения с водой пресной, принесенной рекой.
— А вы кто, юноша, и что тут делаете? — поинтересовался Блэкфезер, с интересом его разглядывая.
— Дашь монетку, скажу…
— Сперва скажи.
— Да в солдат играю. Мой папа и один большой важный начальник сегодня тут рядом пикник устраивают, вот я и поставлен в охранение. Чтобы им тут всякие не мешались.
Спирит кинул блестящий кругляшок мальчишке, но, казалось, мальчик не успел его схватить. Кругляшок, блеснув в свете солнца желтизной, словно растворился в воздухе, не долетев до его руки.
— Передай-ка папе и большому начальнику от меня вот эти две бумажки. — Спирит протянул странному мальчику сперва одну визитку, ослепительно-белую с золотым тиснением и красивым тонким орнаментом по краю. А затем, словно шулер карту, достал из рукава визитку цвета воронова крыла или даже вороненой стали, тоже с узором, только серебряным, изображающим птиц, распростерших крылья.
Мальчик взял обе бумажки и, посмотрев на Спирита, заявил:
— Две визитки — две монетки.
Спирит передал ему вторую монетку точно в руки, после чего выпрямился и сделал шаг в сторону.
Пытливый взгляд наверняка бы обратил внимание на то, что на мальчишке не было ни какой-либо обувки, ни чулок, и при этом его босые ноги были чистыми, словно он сразу появился здесь у камня, не разу не коснувшись ступнями ни травы, ни земли. Однако никого, способного на пытливый взгляд, за исключением самого Спирита, поблизости не было. Когда Спирит сделал шаг в сторону от сорванца, стриж, который завис в воздухе на все время диалога, наконец продолжил свою погоню за комаром, точно так же висевшим в воздухе, прервав свой полет. Хельга завершила начатый шаг, и даже не заметила, что она успела припомнить всех городских мальчишек за это время, а лиса, которая наблюдала за всем этим из кустов, потеряла интерес к происходящему и направилась по своим делам, махнув на прощание хвостом.
— Ну, все же не ходили бы вы туда, мистер… Про частокол всякое холодное говорят.
— Спасибо, я учту.
И он, не останавливаясь, для Хельги, продолжил свой путь.
Дальше они шли молча, а Хельга, из чьей красивой головки уже и выпала эта встреча с мальчишкой, перестала о нем думать, и все отчетливее слышалась та мелодия которую она пыталась услышать все эти дни.
— Скажите, а вы тоже слышите эту музыку? Кажется, кто-то играет на флейте…
— Да, слышу.
Голос Блэкфезера был беззвучно-безразличный, но не его глаза, он, казалось, обернулся орлом в человеческом обличии и внимательно просматривал все вокруг.
— Ох, это так приятно, а то я думала уж, что с ума сошла, все слышу и слышу, то затихнет то снова заиграет. Как вам эта мелодия? Мне кажется, очень приятная и завораживает…
Последние слова она сказала совсем тихо, словно музыка действительно затянула её, захватив все внимание
— Ты б не ходил к холодным камням, дядь, не доброе это, — донеслось из-за спины с такими интонациями, которые вовсе не свойственны мальчикам-подросткам.
— Спасибо…
Спирит сказал, словно отмахивался от того, кто говорит очевидное всем и каждому, но путь не прервал, а вот девушка встрепенулась.
— А у этого мальчика был кафтан такого красивого цвета, вот бы мне такое свадебное платье или парадное, ходить в церковь, на праздники… К нему можно ленты сделать, такие нежного-нежного цвета, наверное, синего… Как море…
Спирит, казалось, не обратил внимания, пробурчав что-то вроде «возможно».
Солнце уже перевалило за полдень и тени стали удлиняться, когда они вышли по еле заметной тропинке из леса и стали подниматься по абсолютно пустому холму; казалось, лес отрезало ножом, ни одного дерева, ни одного куста на склоне не росло, только сочная молодая трава, из которой поднималась гряда камней. Камни словно разрезали долину по холму, покосившиеся, местами вывороченные из земли ветрами, бурями и дождями, они стояли на почти равном расстоянии друг от друга, как редкие зубы старого пьяницы или остатки крепостной стены, разрушенной во многих местах какими-то очень методичными осаждающими. Из-за одного из них слышалась музыка. Они подошли в тот самый миг, когда дневная жара уже пошла на убыль, сменяясь духотой и недвижностью воздуха, который уже давно потерял прохладу утреннего бриза, но вечерний ветер с моря еще не дошел до него и не принес морской соленый и влажный воздух. В этой атмосфере мелодия флейты казалась свежим звоном ручья, она была свежей и приятной. Когда Спирит и Хельга взошли на холм, то они увидели и флейтиста: парень, по пояс голый, сидел на одном из поваленных камней и задумчиво играл мелодию, не то чтобы навязчивую, но какую-то липкую, словно плохо вытертая со стола патока. Блэкфезер, не обращая на него внимания, подошел и встал в тени одного из еще стоячих камней, а Хельга казалась завороженной. Она приблизилась к флейтисту и стала медленно танцевать. Парень тряхнул волосами и посмотрел на девушку. Он сидел в тени камня, так что солнце совсем не освещало его. На парне была темно-зеленая рубашка, штаны из черно-фиолетового вельвета, модные кожаные ботинки с золотыми пряжками, рядом лежала кожаная куртка из кожи очень тонкой выделки. Его взгляд был странным, но разглядеть его было довольно трудно: непослушная белая челка спадала на глаза, не давая возможности их как следует рассмотреть; лицо его, судя по всему, было довольно красивым, тонким, с аристократическими чертами, такими, как его представляли в дамских романах. Он медленно поднял глаза и продолжая играть на флейте смотрел на танец девушки, лишь немного сбившись в тот момент, когда Спирит коснулся камня, рядом с которым стоял: коснулся еле заметным легким касанием и мгновенно убрал руку.
Девушка танцевала, а молодой человек сидел и играл, птицы и те не пели рядом с этим местом, голубое небо было кристально чистым, и не было на нем ни единого облачка. Только камни и трое людей. Доиграв пассаж, молодой человек отнял от губ флейту и улыбнулся.
— Юная леди прекрасно танцует, столь увлекательно, что мне было даже стыдно прерывать мелодию, чтобы поздороваться с вами. Как зовут прекрасную танцовщицу? Ах, простите, меня зовут Марвин.
— Ой… я вас, кажется, и не заметила, а это вы играли?
Хельга говорила словно сквозь полудрему.
— Меня зовут Хельга…
— Прекрасное имя…
— А почему вы решили, что я продажная девка?
Хотя она говорила об оскорблении, голос её звучал все так же спокойно, и безынтонационно, словно она не владела собой.
— Разве?
— Да вы сказали, что я танцовщица, а все они…
— Ну, что вы, я совсем не это имел в виду, ведь вы помните, даже Саломея танцевала, и царица Савская, разве они были такими? Я сравнивал вас исключительно с ними…
Хельга потупила взгляд.
—Ох, Марвин, я и не подумала…
— Это не страшно, позвольте предложить вам вина. Садитесь на этот престол, камень овеянный легендами, в знак примирения прошу вас разделить со мною мою скромную трапезу; я отстал от друзей, с которыми шел на пикник, впрочем, я не жалею об этом…
Все это время Марвин даже не делал попытки встать из тени камня.
— Я даже рад, что так получилось — ведь я встретил самую прекрасную девушку, которую видел, а уж поверьте, я много где бывал,— и даже готов пойти и свататься к вашей матушке…
Блэкфезер, стоя в стороне, наблюдал.
— Ах, мистер Марвин, но нас ведь могут увидеть ваши друзья, и вы уйдете, оставив меня одну, а ваши слова…
— Они абсолютно серьезны.
Марвин встал и достал из-за спины большой плед и накрыл им камень, он был именно того глубокого цвета который так понравился Хельге, а за спиной Марвина оказалась и корзина для пикника.
Спирит все смотрел, Марвин не замечал его высокой фигуры в тени камня. Он подождал, пока Хельга не подойдет к камню и не соберется сесть, и лишь в этот момент стукнул металлическим набалдашником своей трости по камню рядом с собой. Звук, гулкий и протяжный, раздался над склоном, словно камень был пустотелым и медным. Марвин дернулся, а потом посмотрел на Спирита. Хельга замерла в полушаге от камня, а ветер, пробежавший по траве, застыл, не давая траве выпрямится и уронить семена на землю. Майский жук, вылетевший из леса, задумчиво повис в воздухе, а Марвин хищно улыбнулся.
— Надо же, кто пришел, неужели вы еще живы?
— Представь себе, мой народ еще жив, и я еще жив, как и многие из нас.
— Зачем ты пришел туда, куда тебя не звали? Или ты пришел молить о пощаде и принести мне присягу верности?
Только теперь стало видно, что у Марвина всего одна ноздря: перегородка была то ли вырезана, то ли ее и не было вовсе, на месте ее был лишь небольшой бугорок. Нос Марвина гневно раздувался, а выражение лица потеряло умиротворенность, стало жестоким, скулы выделились, словно стали чуть темнее, черты заострились, казалось, прикоснись к ним — и можно порезаться.
— Нет. Я пришел за тем, что принадлежит моему народу…
— Тогда иди и бери. Если сможешь и если найдешь — вас таких, дураков, посланных вашим повелителем, множество, и все вы мечтаете, что у вас получится сделать как раньше.
— Может быть, может быть.
Спирит смотрел спокойно, оценивающе, не проявляя ни малейших признаков агрессии, даже трость он держал в каком-то не очень удобном положении, не отведя её обратно после удара.
— Ты смешон, вы — пережитки прошлого, мир меняется, ты и твой народ исчезаете с лица земли и лишь длите свою агонию, а то, за чем ты пришел...
— Расколото, я знаю. и что же это меняет? Я пришел за тем, за чем пришел, а ты оставь девушку в покое. Может, старые народы и умирают, но пока что и новый народ не рожден.
— Но скоро будет.
— Может, будет, а может, и нет, роды — штука сложная, кому, как не молодым, знать это.
Флейтист поднял флейту к губам, но Спирит ударил по камню, потом еще раз, а потом выбил по нему сложный и быстрый ритм. Губы Марвина скривились от боли, но он все же начал играть, Хельга же подошла к камню и достала из корзинки глиняный кувшин, очень медленно, словно двигаясь в вязкой жидкости.
У Спирита на лбу выступили бисеринки пота, он не спеша подошел к Марвину и тростью ударил его по рукам. В этот же момент Хельга разжала руку, и кувшин со звоном упал на камень, Марвин вздрогнул, когда вино коснулось поверхности камня, и застонал.
— Вот видишь, как все просто.
Хельга медленно поворачивалась, глядя на красный след от удара на руке.
— Все еще проще.
Марвин оторвался от флейты и толкнул девушку на камень, так, чтобы она коснулась вина рукой.
— Что ты будешь делать теперь?
Выражение его глаз с горизонтальными зрачками было насмешливым.
— Прямо как дети.
Спирит достал из кармана платок и вытер руку Хельги, которая все так же медленно двигалась, выкинул платок, а потом, взяв из другого кармана флягу полил на руку девушке, и тогда Марвин бросился к нему на спину, но Спирит молча выставил трость. Потом достал трубку и затянулся, выпустил клуб дыма, который сухим туманом, полным запахом сухих трав, песка и солнца, заволок все вокруг, и осталась лишь небольшая чистая тропка, по которой бежали два пса — один старый, с рыжими пятнами на боках, а второй полностью рыжий и молодой, они двумя беззвучными тенями скользили вперед, видя цель и зная где она и кто она.
— Я искренне надеюсь что вы никогда так и не поймете простых вещей…
Спирит говорил спокойно, глядя, как флейтист медленно подносит к губам флейту, не оглядываясь назад.
— Вы молоды и пусты, мы стары, ты думаешь, это впервые происходит? Ты даже не знаешь, как ты ошибаешься! Я видел такое уже несколько раз, и каждый раз приходил кто-то вроде вас, и каждый раз происходило одно и то же. Да и я сам когда-то был таким же, но я довольно быстро понял разницу с тем, что делаете вы, и стал делать по другому.
Спирит стал отстукивать тростью по небольшому камешку несложный ритм
— Старик, посмотри наверх, там птицы, они летят к тебе… Они слышат ветер...
Собаки уже почти подбежали.
— Ты дурак. Молодой пустоголовый дурак, ты сам сказал, чего мне бояться, хотя знаешь, кто я… Давай заканчивать.
Блэкфезер оставил трость стоять и постучал по карману, в котором была фляга. Ритм мелодии был рваным и быстрым. Марвин внимательно смотрел на него, когда сзади прыгнули собаки. Марвин закричал, выронил флейту, а Спирит молча подобрал ее и не смотрел, как злобные псы делают то, что делают. Впрочем, они не были злобными, они просто мстили за страх, за хозяек, да много за что — собаки не любят тех, кто пуст внутри. Уж так повелось.
Туман рассеялся, вместе с ним ветерок отпустил траву, а три небольших ястреба, появившихся среди ясного неба, потеряли свою цель и теперь спокойно летали в небе, выискивая с высоты своего полета неосторожного кролика или другую добычу. Но прежде чем туман рассеялся, Спирит положил девушку под вертикально стоящий камень.
Хельга посмотрела на руку, которая была влажной и болела, словно она ударилась или неудачно оперлась.
— Я, кажется, ушиблась и не поняла, когда.
— Да, это так. Вы потеряли сознание от жары и упали, я положил вас сюда и подождал, пока вы придете в себя. Хотите воды?
— Ой, это так мило с вашей стороны…
Она выглядела сонной и разморенной жарким днем.
— Падая, вы ушиблись, о мою трость, она вон там рядом с вами лежит. Девушка взяла в руки трость, потом стала подниматься, опираясь на камень. Спирит поспешил ей помочь, но девушка все же коснулась камня рукой и, отдернув ее, чуть не упала опять.
— Он такой… холодный…
— Да, я не раз наблюдал, что подобные камни демонстрируют аномальные физические свойства… Впрочем, это довольно скучно, пойдемте домой, ваша матушка вас заждалась… Вы ведь не слышали легенд о холодных камнях?
— Кажется, нет… Хотя надо порасспросить Вельду, нашу служанку, она наверняка знает — она знает все-все сказки на свете.
— Думаю, если мы задержимся, я обязательно это сделаю. Впрочем, вы вполне можете это сделать в любое время, думаю, она не откажет вам… Впрочем, я человек рациональный и предпочитаю списывать непонятные феномены на физические свойства материалов, которые еще толком не изучены.
Чистым платком он вытер пот.
— Давайте сменим тему. Я вам ужасно признателен за экскурсию, вы не представляете, как помогли мне, человеку, который исследует различные древности.
— Скажите, а мальчик в красивой рубашке мне не почудился?
— Нет, он действительно там был. Кстати, вы оказали мне как антропологу огромную услугу. Если вы не возражаете и не будет возражать ваша матушка, я с удовольствием свозил бы вас с ней в Инвернесс и купил бы вам там гостинцев: в обычаях моего народа благодарить подарками тех, кто оказал помощь, а у меня, право слово, ничего нет, чтобы подарить юной леди, которая столь любезно показала мне такие интересные достопримечательности.
— Ну, только если матушка возражать не будет.
Весь путь домой они шли молча, не став делать крюк в сторону каменного круга: они отправились прямиком к броду. Хельга сказала, что никогда раньше не знала, что есть короткая тропинка, или не помнила ее.
Спирит только улыбнулся и проговорил что-то вроде «новые тропинки иногда возникают в любой траве, все меняется».
Домой они вернулись уже к закату. У калитки их встретила миссис Смит, улыбнулась им обоим и отправилась по своим делам, что-то бормоча под нос; это была замечательная шустрая старушка из тех, кто сохраняет крепость тела и ума до самой смерти, хлопоча над чем-то или заботясь о ком-то.
За ужином Блэкфезер был разговорчив, он рассказывал о разных странах и древних дольменах, которые видел; оказалось, он бывал даже в холодной России, где на севере видел каменные лабиринты, и в Норвегии, и много где еще, он рассказывал об обычаях разных стран и как бы между прочим предложил хозяйке съездить в город и отблагодарить их с дочерью за кров и столь ценный экспонат в его коллекции. Он показал несколько зарисовок «частокола», которые сделал на месте, хотя Хельга могла поклясться, что ни карандаша ни планшета с бумагами он с собой не брал — но, может, она просто не обратила внимания. Также он по памяти нарисовал камни круга и лабиринта и сказал, что это очень ценно для него как для исследователя. Миссис Дженкинс согласилась. Через два дня они отправились в город.
Инвернесс был некрупным городом: Эдинбург, и тем более Глазго были куда больше, они развивались, особенно последний, наполняясь фабриками, заводами, трущобами и дворцами.
Но и этот небольшой старый город с крепостью на холме тоже постепенно менялся под натиском цивилизации. Спирит вел себя несколько скованно и настороженно, он купил несколько газет, зашел в одну небольшую лавку с товарами из Канады, где пробыл довольно долго. Мать и дочь ждали его в другой лавке, где торговали тканями и разными швейными принадлежностями. Впрочем, Спириту этого оказалось мало, так что он и его спутницы обшарили весь город, пока в одной из лавок, на самой южной окраине, не нашли то, что искал Блэкфезер. Лавка была непримечательной, вход в неё располагался в узком проулке, с грязной лужей посередине, идти там свободно можно было только в одиночку, дверь смотрела в брандмауэр соседнего здания, вывеска почернела от времени и сырости, но Блэкфезер целенаправленно шел именно туда. Его спутницы, уставшие от походов и понакупившие всякой мелочи, устало плелись следом. Каждый раз, когда они что-то покупали, платил их гость, и хоть старшая Дженкинс отказывалась, он настаивал, и она ничего не могла поделать с собой, стоило ей только взглянуть в его пронзительные глаза.
За дверью лавки оказалось довольно просторное помещение; кроме тканей, кожи и лент там были еще разные травы, заботливо запертые в стеклянных банках, чтобы не выветривались, свечи и куча всякой всячины, разложенной плотно под несколькими прилавками, но главное — ткани. Шелк и атлас, габардин и лен, с орнаментом и без, с вышивкой и с изумительной красоты тканым узором — казалось, все ткани мира оказались здесь, в неприметной лавчонке, которую со стороны и не увидишь и не найдешь, если, конечно, ты не знаешь, куда именно идти и что искать. Хозяином был человек невысокого роста с непропорционально длинными руками, плешивый; когда он говорил, искривляя рот в ехидной ухмылке, то становилось видно, что у него нет одного переднего зуба, жидкая бороденка непонятного цветы была неопрятной и оттого имела еще более жалкий вид. Стоило войти гостям, как он отвлекся от большой книги в кожаном переплете, захлопнул её и, сняв круглые очки, посмотрел на вошедших.
— Так-так… Я знаю, зачем вы пришли.
Низкий, скрипучий, как плохо смазанная петля, голос хозяина лавки был неприятным, но в этом месте звучал самым естественным и правильным образом, любой другой голос к такому месту не подошел бы.
— Да, любезный, вы знаете, мы пришли…
— Не говорите, мистер, я уже все вижу, вы привели любезных спутниц за тканью для платья. Вы ищете то, в чем можно ходить в церковь и на праздник, в чем и под венец идти не стыдно, и ткань эта подарит вашему браку долгие годы и множество счастья, мисс. Платье для вас, я ведь правильно понял? Ну, и для вашей спутницы ткань мы тоже подберем… вы пришли к старому Гриму, и старый Грим знает, что вам нужно, хотя нет, еще не знает, но скоро узнает точно. Походите, повыбирайте, или вы хотите что-то конкретное?
Спирит сделал вид, что не обращает внимания на хозяина, и принялся рассматривать кожи тонкой выделки, которые лежали на одном из стеллажей.
— Ой, знаете, я видела такой цвет, он глубокий-глубокий, зеленый…
— Знаю, знаю, вы про вот такой…
Грим, который, как выяснилось, еще и хромал на обе ноги, ставя ступни, словно медведь лапы, уковылял в глубь лавки. Секунд десять раздавались его торопливые шаги, потом послышался звук лестницы которую двигают, кряхтенье, и он вернулся с рулоном той самой ткани.
— Но вы же знаете, выйдешь замуж в зеленом — муж будет гуленой… Выйдешь замуж в голубом — с мужем будет полный дом, выйдешь в красном — брак напрасный, выйдешь в белом — смерть год даст пределом, в черном выйдешь — детей не выносишь, выйдешь в розовом — любви два воза вам… Так что этот цвет совершенно для ваших целей не идет, ткань добротная, но это только на кушак вашему мужу, поверьте, ему пойдет. Как первенца носить будете так обязательно ему кушак из ней сделайте, и пусть весь ваш срок носит его с собой, а будете рожать — пусть повяжет на себя, поверьте, старый Грим знает, что говорит.
Грим говорил, проглатывая некоторые буквы, торопливо, но не тараторил, как делают иные торговцы — вся его речь была текучей, и слова вставить он не давал…
— Ну, это такой цвет, а у меня…
— У моей Хельги даже еще жениха нет, и к нам никто и не сватается…
Миссис Дженкинс немного вспылила, потому что дочь была на выданье, и отсутствие женихов тяготило мать.
— Понимаю, понимаю у самого дочь была, уехала далеко, в Канаду, да вот мистер Блэкфезер знает ее, они соседи.
Блэкфезер кивнул в знак согласия, продолжая изучать кожи, и спокойно добавил
— Кажется, она только на третий год сделала платье из той ткани, какую ты ей сказал… Могу заверить вас, милые мои хозяйки, Грим хоть страшен на вид, но знает свое дело лучше многих модисток, даже у его дочки, которая, надо признать честно, далеко не такая красавица как Хельга, женишок через два праздника сыскался, да весьма хороший парень, сосед мой, он сейчас за моим хозяйством присматривает, пока я в отъезде.
Грим попросил дам пойти повыбирать самим ленты и ткани, а он пока припомнит, где же лежит именно то, что подойдет.
Он посмотрел на Спирита, тот кивнул, Грим отвернулся и взял со стеллажа небольшую шкатулку, достал оттуда фигурку паучка и, отойдя за стеллаж, положил того на пол. Паучок ожил, засучил лапками и полез вверх по стеллажу, становясь все больше и больше. Дамы не видели как паук перепрыгнул с одного стеллажа на другой, увеличившись уже почти до размеров головы человека, и протянулась нить. Они ходили и трогали ткани, смотрели на них поближе, терли, все были необычные, но каждая чем-то неуловимо не подходила для них. Когда они обогнули очередной стеллаж, то увидели Грима, который что-то прятал в карман фартука, а у его ног лежал сверток ткани. И это было именно то что нужно — нежно-голубая ткань с тонкими, в три нитки, розовыми прожилками, с витиеватым узором, похожим на те которые встречаются в старых книгах, когда линия словно нить пересекает сама себя в бесконечном узоре. Ткань была легким шелком, почти невесомым и при этом весьма плотным и крепким.
— Вот, милые дамы, я нашел то, что вам нужно — розовое с голубым, и муж милый, и детей полон дом, все по приметам, уж поверьте, старый Грим не посоветует вам плохого, пока полюбуйтесь, а я схожу еще кое-куда.
Он заковылял, а Хельга не могла оторвать глаз и рук от ткани. Вскоре раздался звук передвигаемой лестницы, и Грим принес нежно-фиолетовый кашемировый с шелком отрез, глубокий цвет с хитрым ритмичным узором — ткани, веточки, капельки, листья.
— Берег для особого случая, ну, да раз мистер Спирит привел вас, то, думаю, этот случай и наступил, вот вам на выходное платье, в нем вы, юная леди, звезды затмите, а вот для вашей матушки тоже есть ткань, негоже вам на праздники в ваших, простите, обносках ходить, с такой-то дочкой.
Матери он предложил добротный кашемировый отрез темно-синего цвета, который очень гармонировал с цветом глаз хозяйки гостиницы.
— Но это же стоит огромных денег, такие ткани…
— Что вы, что вы… Для старого друга мистера Блэкфезера …
— Грим, я не хочу обременять тебя, так что проси полную цену, ты же знаешь, я не стеснен в средствах, и мне будет стыдно смотреть в глаза твоим внукам, право слово, если я скажу, что просил скидку у их деда.
— Ну, хорошо.
Грим написал цену на листке и протянул его Спириту, тот взял, потом кивнул и попросил женщин подождать его на улице, пока Грим упакует все покупки.
Мать и дочь вышли.
— Меня просили передать тебе благодарность и сказать, что тебя ожидают, мой заморский сосед.
— Спасибо, передай, что я польщен, и обязательно приду к тому, кто меня пригласил, вскоре, надо только кое что уладить — я думаю, вы знаете, о чем я.
— Да. Мы всегда рады добрым гостям, тем паче если их послал повелитель.
Спирит кивнул и поднес руку к шляпе которую не снимал.
— Кстати, вот, возьми, это лично тебе.
Он протянул Гриму небольшой прямоугольный кожаный футляр с застежками в виде орлиных лап.
— Думаю, тебя это порадует. И передай еще раз мое почтение хозяевам этой земли.
В это время два ладных низкорослых мальчугана упаковали по четыре отреза каждой ткани в вощеную бумагу и уложили все в коробку, а затем, поклонившись, убежали куда-то. Внимательный глаз обратил бы внимание, что в лавке не было газовых рожков или свечей, там не было и окон, если не считать пары небольших окошек под самым потолком, однако там было светло и довольно свежо.
— Думаю, кашемир пойдет твоим спутницам.
— Одна из них помогла мне подтвердить мои самые печальные опасения, думаю, это вполне достойная плата. Грим, ты же подгорный житель, вы ведь и сами нынче страдаете от того что происходит.
Грим кивнул.
— Впрочем, Спирит, ты сам скоро все узнаешь, что тут происходит, не буду работать “глухим кроликом”.
Спирит взял коробки и вышел. На улице мать и дочь вышли из подворотни и купили себе с лотка по печеному яблоку. Проходящий мимо симпатичный джентльмен посмотрел на Хельгу и хотел было подойти что-то спросить, но, видимо, постеснялся. Хельга, увидев его взгляд, стыдливо и игриво опустила глаза.
Спирит же, уходя, обронил белую визитку. Они пошли в сторону северной окраины города где на постоялом дворе оставили телегу. А молодой человек, подождав, подошел и вынул из грязи бумажку. На ней было название деревни которую он знал — его отец пару раз приезжал туда изучать какие-то камни, он собирал сказания и древности, а также одно слово «гостиница»…
Спирит шагал рядом со спутницами и впервые за все время, проведенное в Шотландии, позволил себе расслабиться, выстукивая при ходьбе нехитрый ритм своей тростью и бормоча под нос какую-то мелодию. Потом усмехнулся своим мыслям о том, что старый житель холмов почему-то так для него расстарался, что вложил больше мастерства чем обычно. Хельга и её матушка подобрали какую-то оборванку, довольно жалкого вида, та на ломаном английском со странным акцентом говорила про ферму, которую называла “крючковатый нос”, они взялись её подвезти, исходя из соображений христианской добродетели, да и было по пути. Нищенка расплакалась и попыталась дать им небольшой коробочек из блестящего металла со странной застежкой. Очень легкий и очень гладкий, она называла его “для визитных карточек”. Блэкфезер посмотрел на коробок, нахмурился и вернул его нищенке, сказав, что ей он будет нужнее. В остальном путь домой прошел без каких-либо происшествий.
Грим же закрыл лавку изнутри, дверь исчезал со стены проулка, а старый житель холмов вытер слезу. Его дочка так и не вернулась, когда вышла к стене, услышав чертовы звуки. Пусть у этой девушки все будет хорошо, уж он-то отомстил им, вложив все свое мастерство и всю любовь к пропавшей дочке в эти ткани — ткани для той, с помощью которой пришелец совершил месть, какими бы мотивами он на самом деле ни руководствовался.
@темы: текст, fandom Victorian 2018, PG-13